— Тогда твои преследователи сразу же догадаются, что ты в кузове, — возразил Высоцкий.
— Мои преследователи в этот момент будут по другую сторону гаражей и кладовок, на каком-нибудь захолустном пустыре, — я ткнул пальцев во второй рисунок-схему. — Главное найти подходящее место.
— Значит, тебе нужна полуторка, старые матрасы, накладная на их утилизацию и надёжный водитель? — впервые за вечер улыбнулся Кочарян. — И желательно кто-нибудь из нашей киношной публики, я правильно понял?
— Верно, — с облегчением вздохнул я.
— И подходящий пустырь, — хохотнул Владимир Высоцкий.
— Да, — кинул я. — И завтра на том месте мы должны провести генеральную репетицию.
* * *
На поиски подходящего пустыря или, если выражаться киноязыком, подходящей локации ушла вся первая половина следующего дня. Кое-что похожее на мою фантазию удалось подсмотреть в старых деревянных двориках недалеко от Киевского вокзала. Кое-что мне понравилось около метро «Сокол», где за сталинскими девятиэтажками были такие деревянный лабиринты, что любо-дорого посмотреть. Но больше всего мне приглянулся дворик за гостиницей «Украина». Там несколько, почерневших от времени, двухэтажных бараков окружали живописные сараи, какой-то одноэтажный склад с высокой покатой крышей и несколько деревянных гаражей. А самое главное по этим гаражам можно было легко пробежать до самой набережной имени Тараса Шевченко.
— Что опять что-то не так? — заворчал Левон Кочарян.
— Работать будем здесь, — кивнул я, прогуливаясь по дворику, который давным-давно сам просился под ковш бульдозера.
— Вы чего тут удумали? — разволновалась любопытная старушка, которая сидела на лавочке и наблюдала за маленьким ребёнком, ковырявшимся лопаткой в местной грязи.
— Спокойно, мать, мы здесь завтра будем снимать кино, — хмыкнул я, показав синие корочки режиссёра «Ленфильма». — Поэтому большая просьба завтра утром из домов не выходить, и дверь незнакомым людям не открывать.
— Да, лучше никому не открывать, — поддакнул Кочарян. — А то актёры всякие встречаются. Наврут, что являются сотрудниками госбезопасности, а сами зайдут, наследят и всю картошку в качестве вещественных доказательств подчистую вынесут.
— Свят-свят, — запричитала бабуля. — Катенька, пошли быстренько домой! — окрикнула она свою внучку и сама же бросилась за девочкой.
— Скажешь тоже, картошку вынесут, — шепнул я Левону Кочаряну.
— Я тебе как бывший сотрудник МУРа гарантирую, что завтра после твоего спектакля здесь будет устроен поквартирный обход, — прошептал он. — И эта бабуля, во-первых, никого в дом не впустит, а во-вторых, ничего не скажет.
— Мы репетировать будем или как? — высунулся с водительского сиденья актёр Руслан Ахметов, которого многие любители кино запомнят по роли шофёра Эдика из «Кавказской пленницы».
Откровенно признаться, я всегда думал, что Ахметов был штатным сотрудником не то «Таджикфильма», не то «Узбекфильма», не то «Казахфильма». А оказалось, что Руслан был уроженцем Московской области и являлся актёром Московского театра-студии киноактёра. И на роль водителя нашей полуторки я выбрал его сам, потому что кроме гонорара ему можно было пообещать протекцию к самому Леониду Гайдаю.
— Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса! — загоготал я. — Давайте репетировать. Вы с Левоном едите на набережную, а я доберусь до неё своим ходом.
— А что это будет за кино? Вы мне так и не сказали, — смущённо пробормотал Руслан Ахметов.
— Фильм будет называться «Полуторка уходит от погони», — соврал я.
— Да-да, — закивал Кочарян, посеменив в кабину автомобиля. — Кино про разведку. Поехали.
И когда наша мосфильмовская полуторка затарахтела и стала разворачиваться, я разбежался, одной ногой опёрся на какой-то ящик, оттолкнулся и с помощью рук взобрался на ближайшую ко мне деревянную кладовку. К моему изумлению на крыше оказалась чья-то голубятня. Её сконструировали из разнокалиберных досок и сетки-рабицы. Самих голубей в этой самопальной конструкции уже не было.
«Голубятня — это хорошо, — подумал я, проходя мимо. — Есть возможность, где притаиться. Вдруг одного сотрудника пошлют сюда? Я бы, к примеру, именно так и поступил. И двор отсюда хорошо просматривается, и если клиенту, то есть мне, захочется побегать и попрыгать, то тут меня можно было бы и принять».
Я ещё раз окинул взглядом двор этих захудалых двухэтажных бараков и побежал трусцой в сторону Москвы реки. В одном месте зиял метровый просвет между крыш, и я его относительно легко перепрыгнул. А вот когда я подобрался к набережной и помахал своим коллегам рукой, чтобы те подъехали как можно ближе, то заметно оробел. Так как высота кладовки была примерно два с половиной метра, ширина тротуара два метра, а борт автомашины находился на высоте метр пятьдесят. Если чуть-чуть быстрее разбегусь и как можно сильнее оттолкнусь, то вылечу на проезжую часть с другой стороны. А если буду действовать вполсилы, то воткнусь в борт полуторки и рухну на тротуар, получив множество самых неприятных травм и повреждений.
«Ничего-ничего, — подбодрил я сам себя, сделав пять шагов назад, — Бог не выдаст, свинья не проглотит». А затем я мысленно перекрестился и, разбежавшись, прыгнул по невысокой дуге. И хоть на кучу старого тряпья и десяток таких же древних матрасов я попал точно, всё рано больно ударился плечом об деревянный борт машины.
— Чёрт, — просипел я и подумал, что в следующий раз, нужно этот дальний борт весь обложить чем-нибудь мягким.
— Живой? — высунулся из кабины Лёва Кочарян.
— Кости целы, остальное нарастёт, — простонал я, растирая плечо. — Поехали, пока на нас не обратили внимания товарищи из ГАИ.
— Да-да, поехали, — скомандовал он актёру из «Кавказской пленницы». — Завтра весь этот эпизод будем снимать скрытой камерой. И я скажу, что у нас получится замечательное кино, ха-ха.
* * *
Примерно в четыре часа дня из телефон-автомата недалеко от панорамного кинотеатра «Мир», который находился на Цветном бульваре рядом с Московским цирком, я позвонил председателю КГБ СССР. Людской шум и суета, царящая вокруг, нисколечко меня не смущали. Наоборот, чем я сильнее растворялся в толпе, тем сложнее меня можно было найти.
— Приёмная председателя КГБ СССР слушает, — ответил мне бойкий женский голосок.
— Добрый день, я хотел бы услышать товарища Владимира Ефимовича Семичастного, — так же