Возможно, было бы интересно выразить, если бы он мог это сделать словами – а эти слова слишком часто мало связаны с теми, что он произносил вслух – то, что происходило в его внутреннем мире, когда он был наделен силами, которые превышали все воображаемое, но которые делали его их пленником. Никто из тех, кого он помнил, не становился всем из ничего, но был обречен на анонимность и чувствовал себя чрезвычайно неловко в роли, которую он никогда не хотел играть.
Ему было совершенно чуждо отречение от анонимности, к которой он привык, ведь как переводчик он всегда оставался в скромном втором плане, больше заботясь о том, чтобы блеск принадлежал автору, а не ему самому, но он стремился вернуться к тем спокойным временам, когда мог начать долгие прогулки без ясной цели, не боясь, что это будет стоить ему жизни. Некоторые недоумки уже вознесли неизвестного лидера Медузы до статуса будущего императора мира, но его троном служили старые качели, подвешенные к каштану, а его двором – дюжина уток, которые следовали за ним повсюду и которых иногда он находил спящими у его кровати.
Некоторое время назад стая гусей пролетела над домом в своей ежегодной миграции, но почти сразу же они развернулись, приземлились на озере и собрались в точке, где находился он, наблюдая за ним с любопытством, обмениваясь громкими кряканьями. Полчаса спустя они снова отправились в путь, и стало очевидно, что он привлекал большинство животных, за исключением форелей, которых он так и не поймал, и коров, которые по какой-то странной причине предпочитали держаться на расстоянии.
Должно быть, существовало какое-то объяснение, но он давно уже отказался искать причину того, что с ним происходило, так же как и перестал пытаться выяснить, кто те, кто упорно следовал за ним в любое время суток, но никогда не появлялся на его глазах. Они носились вокруг, не помогая ему поливать растения или красить фасады, но и не мешали, как немые зрители, пришедшие на телевизионную программу, где от них не требовалось даже аплодировать.
Иногда они вообще исчезали.
Одна жаркая осенняя погода, когда он был поглощен трудной задачей – попыткой закончить четвертую страницу книги, которую он предчувствовал, что не завершит даже в первом разделе, его поразило, когда вдоль озера появилась потрясающая девушка. Она была одета в простое платье, которое еще ярче подчеркивало ее фигуру, а ее длинные и растрепанные красные волосы окаймляли совершенное лицо с огромными глазами цвета глубокого морского синего.
Он почувствовал, как будто она вышла из модного журнала или рождественской рекламы парфюмерии, и когда она подошла, ее улыбка казалась частью рекламного ролика о зубной пасте, который снимали сто раз, чтобы добиться идеального результата.
–Привет! Где Гисклары?
—На Корсике.
—А ты кто?
—Новый хозяин ресторана.
—Ты совсем не выглядишь как владелец ресторана в французской деревне, но если ты говоришь, что это так, мне нечего сомневаться. Можно воспользоваться твоим причалом? Когда я выхожу из воды с другой стороны, я покрываюсь грязью.
—Конечно.
Он смотрел на нее, ошеломленный, пока она не сняла платье, обнажив крепкую грудь, почти как живая копия богини Венеры, которая ждала, когда сам Сандро Боттичелли возродится, чтобы снова ее изобразить, выделяясь на фоне ее пылающих огненных волос, свободно спадающих на обнаженную спину.
Он не мог не почувствовать, как кровь рванула к голове, а сердце стало биться с необычайной силой. Его охватила тревога, и он тщетно пытался отвести взгляд от ее бедер, которые казались вырезанными из мрамора, чуть не упав назад, когда без предупреждения эта исключительная девушка подняла руку и с поразительной легкостью сняла парик, положив его на стол.
Ее голова, хотя и была абсолютно гладкой, выглядела идеально, но в этот момент его изумление было связано с тем, что он понял – она была совершенно лысой. Когда он заметил его изумление, она сказала, погружаясь в воду:
–У меня рак, но тебе не стоит меня жалеть. Я не буду страдать долго.
—Ты лечишься?
—О, нет! Как бы я хотел! Я умру через пару месяцев.
—Ты шутки шутить не можешь?!
—Ты считаешь, что это шутка? Мои родители умерли, и три мои сестры, две из которых были близнецами, тоже. Так что я давно уже приняла это. Это генетическое, так что я не имею права жаловаться. Если мои родители дали мне причины для рождения, я должна принять, что они дали мне и причины для смерти. В конце концов, всегда так было – каждый человек есть сумма своих родителей и самого себя.
Он не ответил, зная, что любое его слово будет бессмысленным, потому что ни он, ни кто-либо другой не был готов спокойно говорить о жизни и смерти с молодой девушкой, полуголой и лысой, купающейся среди дюжины уток. Через несколько минут, выплеснув струю воды в воздух, она спросила:
–Не принесешь мне моё полотенце? Мадам Жислар хранит его в ящике на кухне справа, это синие с белыми полосками.
Он пошел за ним, все еще не веря в происходящее. Он восхищался этим ослепительным существом, пока она погружалась и снова всплывала, как будто чувствовала себя гораздо более комфортно в воде, чем на суше. Когда он протянул ей руку, чтобы помочь выбраться, он почувствовал резкий холодок, который прошел по его спине и ногам.
Похоже, ей случилось что-то похожее, потому что она застыла, глубоко вдохнула и вскоре излучила долгий вздох удовольствия.
–Боже мой! Это как будто ты только что ввел мне морфин. Говорят, что некоторые люди, когда кладут руки, могут облегчить страдания больных, но я всегда думала, что это ерунда.
—Я тоже в такие вещи не верю.
–Что ж, ты успокоил мою боль. Ты не знал, что у тебя есть «дар»?
—Чепуха!
—Чепуха…? Ты что знаешь о боли? Я живу с ней уже много лет, и это как если бы неутомимая мышь точила мои внутренности час за часом, день за днем,