Я держал одну руку на лиане, чтобы резко отлепить ее от бога, если тому станет совсем дурно, и попутно озирался по сторонам, чувствуя, что сейчас случится нечто неприятное.
Есть у меня подозрение, что включилась некая тревога, стоило нам разлучить лиану и Древнего. Асгардец об этом не подумал, а я допустил мысль, что так может произойти, но пошёл на этот риск. Осталось только дождаться того или тех, кто отреагирует на тревогу.
Долго ждать не пришлось. Писк усилился и в потолке что-то заскрежетало, а потом оттуда повалили чудовищные красные пиявки, толщиной в бедро взрослого человека и длиной в локоть. Они во множестве выскальзывали из открывшихся проходов, разевая круглую пасть с тонкими зубами-иголками, расположенными в три ряда.
А в моей голове снова пробудились знания Иврима. Они сообщили, что любой укус этих тварей ввергнет меня в мучительную и быструю смерть, даруемую весьма жутким ядом.
— Вашу мать! — выдохнул я и отпустил асгардца, продолжающего пялиться в стену с таким видом, будто там кровью писались все тайны мироздания.
Я стиснул вспотевшей ладонью эфес своей сабли и ловко вытащил из ножен Хеймдалля его меч.
— Ну идите к папочке, мрази! — яростно выпалил я, глядя на шевелящийся ковёр пищащих пиявок.
Они и пошли. Точнее полетели. Твари сжимались в тугой комок, а затем резко распрямляясь, тем самым посылая себя в прыжок. Я встречал их сталью клинков, закружившись безумной юлой. Прозрачная кровь хлынула во все стороны, капли слизи украсили пол, а разрубленные надвое тела отлетали к соседним саркофагам и древу, жадно выкачивающему энергию из асгардца. Тот уже сравнялся цветом с полотном. На его лице выступили синие прожилки, вены на шее вздулись, а щёки запали.
Однако я не торопился отлеплять от бога лиану. У меня был план: жуткий, циничный, но способный помочь мне решить несколько задач одним махом. Вот только до осуществления плана нужно дожить…
Пиявки прыгали на меня со всех сторон, пронзительно пища и яростно щёлкая зубами. И только моя ловкость и превосходные навыки боя двумя клинками пока позволяли мне оставаться на ногах.
Я сражался, как истинный сын Асгардца. Без устали размахивал тяжелеющим оружием, крутился, прыгал и отшвыривал тварей ногами. Но даже их кровь оказалась токсичной. Она прожигала мой кожаный доспех, порой касаясь кожи. И там, где яд попадал на неё, вспыхивала чудовищная боль, мало с чем сравнимая. Разве что с болью, возникающей, когда раскалённое железо тычут в оголённый зубной нерв.
— М-м-м, — мучительно простонал я, понимая, что яд через кожу проникает в кровь, а когда наберётся достаточная концентрация, то придёт и смерть. Настоящая. Та самая, что разрывает душу.
Пиявок же меньше не становилось. Казалось, что в потолке спрятан принтер, печатающий их в неограниченном количестве. Может, так и было. Кто знает этих Древних? Их магия далеко обгоняет современную.
Хорошо хоть пиявки не трогали асгардца. Тот продолжал стоять возле саркофага, а у его ног валялись разрубленные тела мелких тварей. Но бог ни на что не обращал внимания. Он запавшими глазами смотрел на стену, а его кожа на лице покрылась тонкими морщинами. Больше он не продержится. Надо заканчивать.
И тогда я мельком посмотрел на древо. Оно светилось гораздо мощнее, чем прежде, намекая, что подпиталось энергией бога.
— Достаточно, — пробормотал я, прыгнул к богу, сунул клинки в ножны и одним движением вырвал из его руки лиану, после чего взвалил тело Хеймдалля на плечи и бросился бежать, крикнув на ходу: — Башня, открой портал, ведущий к входной двери!
Передо мной послушно возник портал, в который я и сиганул, оставив разочарованно запищавших пиявок в зале.
Я с Хемом на плечах оказался в уже знакомом коридоре, которым мы ходили сегодня. Быстро приказал порталу закрыться и с облегчением упал задницей на прохладные камни. Положил бога рядом и трясущейся рукой проверил его сердцебиение. Оно хоть и было слабым, но зато ритм оказался ровным.
— Выживет, — удовлетворённо проговорил я в темноту, разрезаемую тонким солнечным лучом, проникающим между дверными створками. — А выживу ли я?
Моё тело колотила крупная дрожь, а по венам будто гулял расплавленный металл. Глаза слезились, пальцы сводило судорогой, а дыхание с трудом вырывалось из ходящей ходуном груди.
— Нет, млять, меня так просто не убить. Хрен вам всем! Я добьюсь всего, чего хочу, невзирая ни на какие препятствия, — прохрипел я, с трудом поднялся на ноги и кое-как снова взвалил бога на плечи.
До выхода было всего шагов десять, но мне это расстояние пришлось идти целую вечность. Однако я преодолел его, толкнул дверь и вывалился на площадь Гар-Ног-Тона, залитую жгучим, жарким солнечным светом.
— Человек из-за Стены! — выпалил чей-то силуэт, прячущийся в тумане, плавающем перед моими глазами.
— Позови… кхам… стариков-изгоев. Скажи им, чтобы они изгнали из моего тела яд. Да побыстрее… — хрипло прошептал я и грохнулся на колени, уронив асгардца, но тот даже не пошевелился, словно истукан какой-то. — А моему другу… кхам… пусть дадут что-то восстанавливающее и тонизирующее. Он потерял прорву энергии. Всё, я в беспамятство. Пока.
И я, верный своему слову, смежил веки и упал рожей на грязную брусчатку площади, лишившись сознания.
* * *
Прямо на берегу реки Волги возвышался крепкий старинный особняк из громадных брёвен. Черепичную крышу украшал флюгер в виде жестяного петушка, оконные ставни изукрасили затейливой резьбой, а возле высокого крыльца в громадной будке на цепи сидел здоровенный волкодав. Он привычно поглядывал на окружающий особняк яблоневый сад с жёлтыми осенними листьями и прислушивался к голосам, вылетающим из приоткрытого окна.
— Да прекратите уже! — рявкнул с перины Доброслав Румянцев, окружённый стенающей роднёй, преимущественно женского пола.
Дамы были такими же рослыми и ширококостными, как и он сам. Даже его матушка, женщина уже в годах, и то могла коня на скаку подковать и вместо сгоревшей бани отгрохать новую. Но сейчас эта добрая женщина заливалась горючими слезами, глядя на культю младшего сына.
— Доброслав прав. Хватит уже слезами умываться, — сурово громыхнул отец Румянцева. — Лекарь же сказал, что за год восстановит ногу Добряше. А это не просто какой-то местный скудоумный и слабосильный маг, а светило империи. Его имя знает каждый князь и граф. Настоящий подарок богов, что Громов попросил