Теперь, вспоминая всё это на подходе к работе, я удивлялась тому, как после всего случившегося вообще умудрилась согласиться не разводиться и попробовать наладить отношения. Не надо было этого делать.
Вот и пожинаю плоды собственной доверчивости…
14
Надежда
В офисе был только Ромка — Семён на этой неделе взял отпуск и махнул с женой на юга. Самое время — этот сопливый во всех смыслах март достал уже всех, хотелось, чтобы поскорее наступило лето. Семён, в отличие от нас с Ромкой, мог позволить себе взять отпуск весной — его единственная дочь давно выросла, уехала от родителей и активно искала жениха, но пока ей не везло. У Ромы же, как и у меня, детей было двое, только у него чуть младше моих — оба школьники. Мальчишки, двенадцать и шестнадцать лет — самый проблемный возраст, как шутил Ромка.
В отличие от похожей ситуации двухгодичной давности, сегодня я уже не чувствовала себя настолько раздавленной. Да, неприятно и противно, но ощущение перевёрнутого мира ушло от меня ещё ночью и пока больше не возвращалось. Даже наоборот — как только я увидела с утра Ромку и перебросилась с ним парой шутливых фраз о том, настолько достало с утра прыгать через лужи и вообще где обещанная синоптиками весна, ощутила, что голова медленно становится на место.
И даже Верхову я звонить не стану. Во-первых, Костя не такой идиот — любовниц на работе заводить он не будет, раз уж в прошлый раз Леонид Сергеевич сдал его мне с потрохами. А во-вторых…
— Слушай, Ром, — неожиданно сказала я, глядя на коллегу поверх монитора (Ромкин стол стоял метрах в пяти от меня, по другую сторону от окна, и мы часто так переговаривались, одновременно делая что-то на своих компьютерах), — у тебя бывало такое, что с определённого момента ты становился равнодушным к некогда близкому человеку? Точнее, не совсем к нему, а к его поступкам.
— Что-то я с утра туго соображаю, — улыбнулся мне Рома. Внешне он был полной противоположностью Косте — темноволосый, совсем без седины, выше меня на полголовы, с глубокими карими глазами и совсем не субтильной фигурой. Костя-то до сих пор, как в юности, тот ещё эльф, а Рома — человек-гора. Думаю, ещё пара лет — и у него от сидячей работы начнёт расти «трудовая мозоль». — Приведи пример.
— Ну-у-у… — протянула я, лихорадочно пытаясь сообразить, как объяснить так, чтобы не выдать себя. — Допустим, есть у тебя друг. И дружишь ты с ним лет двадцать. Считаешь его родным и близким, рассказываешь ему если не всё, то почти всё. А потом он сильно косячит, по сути — предаёт тебя. На первый раз ты прощаешь, а во второй… понимаешь неожиданно, что как-то безразлично. Поначалу больно, а потом уже и боли нет, так, усталость только.
Ромка вздохнул, проницательно посмотрел на меня внимательными глазами цвета кофе и поинтересовался:
— Опять с мужем проблемы, да?
Вместо ответа я развела руками и улыбнулась.
— Ну и не трепи себе нервы, — припечатал Рома. — Не думай о нём. Я, знаешь, много могу тебе сказать, но не стану. Просто прекрати это всё в голове у себя перебирать, как Золушка горох.
— Да ладно, скажи. Что уж там, все свои.
— Не хочу не в своё дело лезть.
— А вдруг мне это поможет?
Рома с сомнением покосился на меня, щёлкая мышкой, пробормотал что-то себе под нос и, когда я уже собиралась уговаривать его дальше, выпалил:
— Да разводись ты с ним. Чего себя мучить, я не понимаю. Ты прости, Надя, но последние два года — с того самого утра, как ты тут заплакала, я вообще в шоке был тогда, — в общем, я с тех пор тебя счастливой-то и не видел.
— Как это? — удивилась я. А я-то считала, что первоклассно держу лицо.
— А вот так. Заметно было, что ты бодришься, но всё-таки унываешь. Не понимаю, зачем этот мазохизм, Надя? Ради кого? Только не говори мне про детей, ещё ни одному ребёнку не была полезна несчастная мама. Да и большие они уже у тебя.
Я стиснула зубы, чтобы не поинтересоваться — у него-то самого с женой что? В отличие от Семёна, по которому было видно, что в браке тот счастлив — аж лысина лоснилась, — Роман часто выглядел так, будто дома его уже запилили и затюкали. Правда это или нет, я не имела ни малейшего понятия — про свою супругу он никогда не рассказывал. Только про детей. Я знала лишь, что её зовут Лена. Поэтому и упрекать Ромку — мол, а сам-то чего не разводишься? — не могла. Вдруг я ошибаюсь и у него с женой всё нормально, а замученным он выглядит не из-за скандалов дома, а из-за чего-то другого? У него год назад мать от рака умерла — может, в этом и была причина, а всё остальное я себе сама додумала?
— Я два года назад решила, что любой человек заслуживает второго шанса, — объяснила я Ромке. — Разве это несправедливо? Всё-таки мы столько лет вместе…
— Да хрен его знает, справедливо или нет. Может, и да, только на кой чёрт эта справедливость нужна, если ты несчастна? Лучше будь несправедливой и забей на своего мужика. Ты чего, другого не найдёшь?
— Понятия не имею. Я не пробовала.
— Ну вот и попробуешь, — хмыкнул Ромка, и мне почему-то показалось, что он в этот момент смутился. — Новые впечатления получишь. И меньше будешь нервничать, уверен.
— Слушай, — я развеселилась, — не пойму: где твоя мужская солидарность?
— Она сдохла в тот день, когда ты тут разревелась, — признался Рома, и на этот раз смутилась уже я. — Я тогда для себя понял: что бы твой муженёк ни натворил, не буду я его защищать. Я с ним не знаком, а вот тебя знаю хорошо. И не хочу, чтобы ты плакала.
Я спряталась за монитор и пробормотала уже оттуда:
— Я больше не буду.
— И это правильно, — похвалил меня Ромка. — Но насчёт развода ты серьёзно подумай, Надь. Если тебе сложно, невыносимо, ещё и, как ты говоришь, стала