Городское население Пскова в конце XVI века насчитывало примерно 20 тыс. человек, в том числе женщин и детей. Такая же численность псковичей указана папским посланцем Антонио Поссевино. Если прибавить к псковичам жителей из окрестных сел и посада, пришедших в Псков по приказу воеводы И.П. Шуйского, то число всех защитников города могло составить около 20 тыс. человек, но не более [351].
В ожидании осады Пскова царь, считавший, что Полоцк пал из-за измены, принял специальные меры, чтобы не допустить рецидива. В 1580 году, а затем и в 1581 году «всех голов боярских, и сотников, и стрельцов, и всех псковичей вторично приводят к присяге, то есть к крестному целованию, чтобы за бога, за своего государя, царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси, и за его, государевых, детей, и за святые церкви, и за православную христианскую веру, и за град Псков биться с литвою до смерти, безо всякого обмана» [352].
Гарнизон могли поддержать ржевский передовой полк Василия Тимофеевича Плещеева и смоленский большой полк Ивана Михайловича Бутурлина, которые должны были действовать на коммуникациях армии Батория. Численность ржевского передового полка составляла 1500 воинов. Большой полк Бутурлина, по аналогии с ржевским большим полком, мог насчитывать около 1700 воинов.
К большому сожалению, точной информации об артиллерии Пскова не имеется. Известно, что в 1558–1578 годах Псков был главной базой снабжения ливонских и построенных на западном рубеже крепостей артиллерией и пушкарями. К 1579–1581 годам ситуация в корне изменилась: теперь артиллерия, стрелковое вооружение возвращалось в Псков из западных городов [353].
Вполне возможно, что Баторий не знал о возврате орудий из Ливонии. Так, автор «Повести о походе Стефана Батория под град Псков» вложил в уста короля следующее высказывание, говорящее о роли артиллерии: «Кто наставники мои, которые вели меня на Псков и говорили, что в Пскове нет больших орудий, что князь великий все орудия велел вывезти из Пскова? И что я вижу и слышу? Что у меня и с собою, и в Литве нет ни одной такой пищали, которая бы так далеко стреляла!» [354].
Среди артиллерии города выделялись две крупных пищали – «Барс» и «Трескотуха», сыгравшие важную роль в обороне Пскова. Ядра пищалей попадали в цели, находящиеся в 1 км от стен крепости, что было полной неожиданностью для королевских войск. Осаждавших ждал еще один неприятный сюрприз в виде большого количества пушечных ядер, залетавших в траншеи. К удивлению Пиотровского, из крепости стреляли из 40‐ и 70‐фунтовых орудий. «Русские сильно стреляют по окопам, бросают в них ядра в 70 фунтов и очень большие камни. Однако туры наши так хороши, что эта стрельба нисколько их не портит. Много уже израсходовано в городе. Ядер и пороху должно быть там большой запас» [355].
Чтобы польские осадные 22‐ и 24‐фунтовые картауны могли разбить городские стены, их необходимо было устанавливать не более чем в нескольких десятках метров от укреплений. В свою очередь городская артиллерия, расположенная на оборудованных позициях (раскатах) и в башнях, имела дальность стрельбы значительно большую, чем у противника [356].
Несколько слов о командном составе гарнизона крепости. Среди него выделяются князь Василий Федорович Шуйский-Скопин и воевода князь Иван Петрович Шуйский.
Как говорилось выше, Иван Шуйский в начале 1581 года был вызван в Москву. Воевода выразил царю свою уверенность, что Псков может выдержать осаду армии Батория. Иван Грозный, услышав такие слова, возложил на Шуйского ответственность за оборону города: «С тебя одного подобает спрашивать мне за всю службу, а не с других товарищей твоих и воевод». В кремлевском Успенском соборе Иван Шуйский дал царю клятву «держать осаду и стойко обороняться».
По мнению Д.М. Володихина, полномочия Ивана Шуйского были оформлены в «государев письменный наказ». Он давал Шуйскому особые полномочия – решать все важнейшие дела по собственному разумению. Официально же Иван Шуйский не был во Пскове главным из воевод. Вероятно, на решение царя повлиял значительный боевой опыт Ивана Шуйского [357].
Зимой 1562/63 года И.П. Шуйский состоял в свите царя в походе на Полоцк. В 1565 году был воеводой в Кашире и принял участие в походе против крымского хана в чине второго воеводы Большого полка. В 1566 году был назначен воеводой в Серпухов. В 1569 году состоял первым воеводой в Туле.
В 1569–1570 годах был первым воеводой в Данкове. В 1571 года был воеводой полка левой руки на берегу Оки у Коломны, с которым ходил на помощь к Москве, атакованной крымскими татарами. После отхода крымцев ему доверили сторожевой полк, сведенный из остатков московских войск.
В 1572 году, во время нашествия на Москву крымских татар под предводительством хана Девлет-Гирея, командовал сторожевым полком. Первый бой принял у Сенькина брода. В победоносной битве при Молодях его полк взял в плен татарского военачальника Дивей-мурзу.
В 1573 году был воеводой в Кашире. Ходил на крымских татар к Серпухову, разбил их и гнался за ними до Усть-Лопасни, где вторично их разбил. В этом же году участвовал в царском походе на Ливонию. Как первый воевода Сторожевого полка участвовал во взятии Пайды (Вейсенштейна) и Каркуса. В битве под городом Коловерь русская армия потерпела неудачу. Князь Шуйский был отправлен воеводой и наместником в Псков.
В 1577 году был назначен вторым наместником Пскова. В апреле этого же года, вместе с великим князем Симеоном Бекбулатовичем, ходил вторым воеводой большого полка (командованием всей армии осуществлял именно князь Иван Петрович) в Ливонию. В ходе похода русские войска взяли 24–27 ливонских городов.
В 1579–1580 годах возглавлял сосредоточенные в Пскове рати. В 1579 году ходил с князем Шейдяковым к Острову на соединение с войском, посланным на помощь осажденному поляками Полоцку. В 1580 году ходил с войском к Порхову.
Василий Федорович Скопин-Шуйский, хотя и был намного моложе Ивана Петровича, но также имел боевой опыт в Ливонском походе 1577 года, где Скопин-Шуйский командовал сторожевым полком. Позднее получил назначение в оборонительную армию против Стефана Батория, где возглавил полк левой руки. Однако его тактический опыт был несоизмерим с опытом И.П. Шуйского [358].
Князь В.Ф. Скопин-Шуйский, безусловно, превосходил Ивана Петровича знатностью. Он принадлежал тому же колену в разветвленном семействе Шуйских, что