- Допускаю, - подтвердил Сарыч, - мы уже знаем, что количество погонщиков явно недостаточное, так что вполне логично использовать технологии им в помощь.
- Ага, заодно чтобы и за ними тоже понаблюдать, - вставила Яся.
- Не без этого, - ухмыльнувшись подтвердил напарник.
***
Максу сначала показалось, что он падает, отчего попытавшись взмахнуть руками, почувствовал, что те ватные, да ещё и зафиксированы. От усилия карусель головокружения стала стремительнее, и Макс прекратил напрягаться, попытавшись переждать подступавшую к горлу тошноту.
Когда он вновь открыл глаза, мир продолжил вращаться, и пришлось потратить немало времени на преодоление данного эффекта, прежде чем карусель замедлилась. Комната все еще крутилась вокруг него, но гораздо медленнее, давая возможность осмотреться, заметить шкафы, яркую лампу, кусок потолка, и в этот момент нос резанул запах медикаментов. Он вновь закрыл глаза, пережидая подкативший ком к горлу, и вдруг услышал голос:
- О, Васёк, глянь, тело очухалось, - проговорил кто-то сбоку.
- Ну да живучесть, мать моя родная, - с ярким украинским акцентом ответил второй, - там, на земле, после такого труба, а тут одной хери в пасть, другой в вену, и, глянь, десять часов и уже живчик.
- Даня, ты как будто в первый раз, - с явной издевательской ноткой ответил первый, - рыжий, как его, ну из седьмого?
- Вик?
- Да, он. Помнишь, они тварь дрессировать пытались, она ему ногу оторвала, и что: где тварь? А он опять на двух своих бегает, так что порванное лёгкое - херня. О, гляди, вроде как шарами катает, - добавил он, склонившись над Максом, после чего уже произнёс на ужасном английском, попытавшись сделать голос серьёзным и угрожающим: - Не дёргайся, ты в больнице, к утру вернёшься в свой сарай, - и они оба заржали.
Макс открыл глаза, вглядываясь в расплывчатое изображение лица, на котором так и не удалось сфокусироваться до того, как то пропало, а следом хлопнула дверь. Его что-то зацепило да так, что вращение комнаты сошло практически на нет, и лишь с хлопком двери он понял, что именно. Те двое говорили на русском, у одного, правда, был сильный акцент, но всё равно это был русский, а ведь они однозначно из привилегированных. “Только индюки могут расхаживать без ошейников”, - подумал он, вновь закрыв глаза и пытаясь вспомнить расплывчатое лицо, - “Да, точно, ошейника не было”.
До этого считалось, что среди носивших маски и охраны нет русских, но только что он видел доказательство обратного. Даже среди таких как он русских встречалось мало, но они были, а вот среди надзирателей их не было, по крайней мере, так он считал. Макса этот факт закусил, но вскоре он понял, что это всё равно ничего не меняет, ведь те же индюки с забавными немецкими шутками пинали таких как он, говоривших на их же языке, так с чего он взял, что говорящие на его родном, так делать не станут. Но вдруг мысль соскочила с колеи, и он задумался над ранее по какой-то причине не волновавшими его вопросами: ведь непонятно где он и что с ним.
Головокружение медленно, но неотвратимо замедлялось, разве что возвращаясь вновь при резком движении головой, а вот боль в груди пульсировала безостановочно. Немного покопавшись в мыслях, он вспомнил пилу и торжествующий крик резавшего ею голову, а потом... Понятно: был взрыв и его зацепило, но что взорвалось, пила? Слабо верится, а индюки ещё не успели добежать, но он точно запомнил, кто-то из них крикнул и они все попадали. Попадали до взрыва, значит, он их предупредил, а значит, знал, что произойдёт. Комната от мозговых усилий вновь сделала несколько вращательных движений, и Макс попытался расслабиться, прикрыв глаза.
Мысли разбегались в разные стороны, не желая собираться в единый поток, почему-то ему казалось, что перед тем как упасть, индюк окрикнул другого по имени: “Коля” или “Колян”. Стоп, а с какого лешего он бы его звал по имени, тем более, это вроде был немец, ну или откуда-то оттуда. Вчера, нет тогда, накануне вечером, он ругался на своём и это был диалект немецкого, тогда какой к черту “Коля”?
Выкрикнутое имя крутилось в голове, практически сводя с ума, казавшись важным, но никак не стыковалось с тем, что происходило, не давая ответ на главный вопрос: “Что же там все-таки взорвалось?” Он закрыл глаза, попытавшись расслабиться, и прокручивая всё то утро: подъём, номер на браслете, очередь и даже туалет. И вдруг вспомнил, как перед раздачей еды один другого предупреждал, что, мол, не везёт им сегодня, поедут с недобитками холокоста… Да, холокост, евреи и “Коля”, нет не Коля, “коляр”, точно, это слово он слышал, вот только где и когда?
В отношении языков правила были чёткие: если индюк слышал как кто-либо говорил на языке, отличном от английского, к нему применялся экстремальный метод воспитания. Поле того как неделю поработаешь со сломанными рёбрами, английский сразу становится родным, обучение шло по такому же принципу и стимулировалось тем же методом. Но когда никто не видит или индюки без одетых в респиратор, то родная речь иногда проскакивала, как и тогда, в панике, он крикнул на своём, на иврите. И, самое обидное, это слово Макс слышал раньше, вот только где и когда не помнил, да и вряд ли вспомнит.
- Коляр, коляр, коляр, - повторил Макс, едва шевеля губами, и если это не пила, а у того, что убегал, в руках ничего не было, то значит... Он вздрогнул. Как только понял, о чём шла речь, то сразу вспомнил, где слышал слово: один из сокамерников, в ту ночь лежавший над ним, тыкал пальцем в ошейник и что-то спрашивал, используя слово “коляр”. “Ошейник!” - обожгла его догадка, он кричал про ошейник. Рука невольно дёрнулась к шее, но ничего не вышло, он по-прежнему был привязан, и от бессилия даже показалось, что кольцо на шее стало его душить.
Лишь сейчас он осознал, что все его потуги тщетны, ошейник - это не только средство поиска отбившейся от стада овцы, но и её уничтожения. У него не было ни малейшего сомнения, что есть пульт с кнопкой, по нажатию которой передаётся сигнал, и голова отделяется от тела. Тоже