И вот — я вновь шагаю на родную кафедру.
Апрель в этом году выдался тёплый, и снег по всем дорогам давно сошёл, оставаясь лежать грязными чёрно-коричневыми кучами по газонам и обочинам. Солнышко пригревало, и я подставляла ему лицо, радуясь теплу. На душе было неспокойно. С одной стороны, слова Александра Андреевича вселяли надежду на то, что все проблемы решаемы и всё будет хорошо. Но с другой… поверить ему было страшно. Даже напоминать было страшно. Ещё высмеет при всех… Ладно, была не была.
Пройдя знакомым маршрутом «общага — универ», я дошла до кафедры, толкнула дверь лаборатории.… И поняла, что она закрыта. Неверящим взглядом я посмотрела на дверную ручку и подёргала её ещё раз. И ещё. Закрыто. Я посмотрела на часы — огромные старые электронные часы, которые висели в коридоре кафедры, показывали, что до первой пары осталось несколько минут. В это время Бесов уже должен быть на месте. Он всегда приходит заранее и никогда не опаздывает. Ни-ког-да.
Прежде чем я успела по-настоящему испугаться, в коридоре послышались шаги, и из-за поворота показался научрук, на ходу вынимающий ключи из куртки. Кажется, мой вздох облегчения был слышен на соседних этажах. И, конечно, он не укрылся от Бесова.
— Что, Мельникова, — его синие глаза смеялись, — уже успели нафантазировать себе страшилок, будто я надавал вам пустых обещаний и ушёл в закат?
— Нет, не успела, — улыбнулась я в ответ. — Просто не могла поверить, что пришла раньше вас.
— Что ж, всё когда-то бывает в первый раз, — ухмыльнулся он, проходя на своё место. — Дочь сюрприз подкинула. Только подъехали к школе, как начала на боль в животе жаловаться. Пришлось задержаться.
Пока Бесов привычно кипятил чайник и заваривал кофе, я машинально включала компьютер и доставала вещи из рюкзака, но в моей голове был полный… Так, я воспитанная девушка, скажем, что был полный кавардак.
У Александра Андреевича, известного на всю кафедру женоненавистника, есть дочь. Школьница. Но если есть дочь, то есть и жена?
Быстрее, чем успела осознать свой порыв, я быстро повернула голову в сторону преподавателя. Он как раз садился за стол, держа горячую кружку, из которой поднимался пар и одуряющий кофейный запах. Кольца на правой руке не было. Так, значит, либо он не женат, либо католик — на левую руку я посмотреть не сообразила. Боже, Арина, что за чушь тебе в голову лезет? Да будь он хоть арабским шейхом с полностью укомплектованным гаремом — тебе-то что за печаль?
— И чем закончилась история с животом? — с интересом спросила я.
— Да прошёл спустя десять минут, у неё это иногда бывает, — ответил Бесов, не отрываясь от монитора. — Резко прихватит, а потом так же резко отпустит.
— Да-а-а, — с чувством сказала я. — У Веры тоже такое было. Её даже пару раз учительница с уроков отпускала из-за этих болей. Вера шла домой, и спустя буквально пять минут всё проходило.
— А Вера это… — наконец оторвался от экрана Александр Андреевич.
— Моя младшая сестра, — улыбнулась я. — Ей сейчас девять.
— Ваша сестра всего на год старше Ани, — Бесов невесело ухмыльнулся каким-то своим мыслям и вздохнул. — Что ж, Мельникова, дети — это прекрасно, но давайте вспомним о том, зачем мы с вами сюда пришли. На чём вы остановились?
— Секунду, сейчас открою последнюю редакцию документа, — сразу засуетилась я.
Работа началась.
27
Александр
Было неловко, как школьнику на первом свидании. Причём сильнее всего — из-за того, что неделю назад Бесов называл Арину на «ты», а теперь вновь переключился на «вы». Специально — потому что так было правильнее. Преподаватели и студенты должны быть друг с другом на «вы», переход на «ты» означает изменения в социальной дистанции. Кроме того, Мельникова может воспринимать его «ты» как неуважительное панибратство. Кто знает, что у неё там в голове? Не влюблена же она в него, строгого препода на шестнадцать лет старше?
Бесов даже застыл, впервые об этом подумав. И как ему подобное раньше в голову не пришло?! Но ведь и правда — а что, если не только у него к Арине есть… хм… чувства — или как назвать это состояние, когда до дрожи хочешь сблизиться с девушкой? — но и у неё к нему?
Выяснить бы это в точности. Хотя… Зачем? Допустим, окажется, что да, чувства есть. И что дальше? Закрыть кафедру изнутри и предаться разврату на ближайшей горизонтальной поверхности?
В голове сразу вспыхнули неприличные картинки, и Бесов зажмурился, пытаясь справиться с приступом сильнейшего возбуждения. Ну что за ерунда с ним происходит, сколько можно-то?!
— Александр Андреевич, вы меня слышите? — раздался где-то поблизости удивлённый голос Мельниковой. Абсурд, но даже её голос действовал на Александра как доза виагры, отдаваясь напряжением в паху. — Я спросила, что вы думаете по поводу…
— Да, Арина, я вас слышал, — пробурчал Бесов и потёр ладонью лоб. Впору вставать и биться головой об стену — может, хотя бы так мозги встанут на место. Или мозги здесь ни при чём и дело исключительно в гормонах? Нет, всё-таки Александр считал, что чувства — слово «любовь» он с давних пор употреблял лишь по отношению к дочери — начинаются с головы.
Там же, кстати, и заканчиваются.
Бесов быстро ответил на вопрос и погрузился в собственные дела, изо всех сил стараясь не обращать внимания на Арину, даже не смотрел на неё лишний раз. Пока сидел в лаборатории, это было нелегко — вольно или невольно, а взгляд постоянно возвращался к ней, — но потом начались лекции и семинары, и Александр хорошо отвлёкся. После развода с Жанной тоже так было. Хотя, нет, не совсем. В то время он просто злился, а сейчас больше изнывал от собственных реакций, которые считал откровенно подростковыми.
Насколько проще было бы, будь Мельникова хотя бы уже аспиранткой! А лучше — молодым преподавателем. Да, Бесов не заводил романов в вузе, но ради неё сделал бы исключение. Одно исключение за много-много лет — не страшно.
Но студентка… Безумие какое-то.
В результате за день Александр почти решил продолжать прежний курс