То, что кто-то из аборигенов позвонит в милицию –я не опасался. Единственный работающий телефон стоял на ферме у Михалыча, а сейчас никто, находясь в трезвой памяти, никуда звонить не побежит. Завтра, с утра, позвонят, обязательно, доложат о моем визите моему знакомцу — участковому, а сегодня нет, никто из дома не выйдет.
Прохорова Михаила Ильича я доволок до дома, оставшегося от его бабушки, гражданки Ширяевой А. И. Если человек так хочет себе дом, за который он уже получил деньги, он его получит.
Прохоров, из-за обмотанных вокруг головы тряпок, не видел, куда его привели, терпеливо ждал рядом со мной на крыльце, пока я отпирал двери, благоразумно помалкивая.
Не включая свет, а завел своего пленника в дом, откинул в сторону люк погреба и, светя себе китайским фонариком, принялся спускать задержанного вниз, по узким деревянным ступеням, придерживая скованного человека за воротник.
— Ногу опускай, еще ниже! Чуть вперед… Все, на ступеньке стоишь, давай вторую опускай вниз. Не бойся, я тебя держу… Опускай еще ниже левую ногу. Все, встал.
Погреб под домом я очистил от той трухи, что оставалась от покойной хозяйки, банки с соленьями –вареньями раздал соседям. Лишь на полу стояла пара трехлитровых сосудов с солеными огурцами.
Опустив мужика на колени, на утоптанный глинистый пол, я расстегнул наручники, и велев Прохорову не шевелиться и не оборачиваться, поднялся по деревянной лестнице, после чего вытянул ее наверх и захлопнул крышку погреба. Орать «наследник» начал значительно позднее, когда я, упираясь всеми костями, заблокировал люк сверху тяжеленым старым буфетом, судя по виду, как бы, не пятидесятых годов прошлого века выпуска.
Крики пленника доносились на самой грани слышимости — фундамент старого дома не имел слуховых окон, и если не знать, что в подвале орет человек, то от калитки ничего не слышно.
Зачем я его отвез в подвал? Не знаю. Больше всего мне хотелось придавить этого «кидалу», хотя, с другой стороны, брать грех на душу из-за подгнившего сруба на выселках — это перебор. Пусть пока просто посидит в холодке, прочистит свой проспиртованный организм, пока я не решу вопросы с остальными наследниками. Особенно с этим, с «белесеньким».
Дорожный район Города.
Путем подробных расспросов мы с точностью в девяносто пять процентов установили, что «белесенького» зовут Алексей Гроварюк и живет он в старом доме, сложенном из пропитанных креозотом шпал, в самом центре Дорожного района. Тут бы пожалеть Алексея, а не бить, но если знать подробности, то особой жалости к двурушнику не будет. Алексей — истинно деревенский житель, но не в том смысле, что любит копаться в земле и разводить кур, а в смысле, что никогда не упустит того, что считает своим. Как и большинство деревенских жителей, попавших в большой город, такие, как Алексей, прекрасно отдают себе отчет, что жить в городе значительно легче и приятнее. Но, так как Алексея в городе –сказке, городе –мечте, никто не ждет, они цепляются с остервенением британского бульдога в любую подвернувшуюся возможность, проявляя чудеса выдержки и изворотливости, которые не снились изнеженным горожанам в третьем-четвертом поколении.
Как Алексей совершил родственный обмен, поменяв дом одной бабушки в Журавлевке, на двухкомнатную квартиру в самом центре Города, мне неизвестно, но, уверен, что было непросто, так как городская жилая площадь числилась государственной, подлежащей сносу, а дом в Журавлевке, как ни крути, был домом частным.
В общем, Алексей с женой и детьми стал городским жителем, ожидающим переезда из, вонючего креозотом, барака с удобствами во дворе, в светлую квартиру со всеми удобствами, в новом доме. Дом Алексея стоял в самом центре-центре, власти долго тянуть не стали и уже через пять лет после объявления дома аварийным, жильцов пригласили в районную администрацию, за получением просмотровых ордеров. Через месяц жильцы дома –ветерана, собрав немногочисленные пожитки, выехали в новые и светлые квартиры, правда на самой окраине Города, с видом на полузатопленный остров Ледокол и грузовой железнодорожный мост, где бесконечными эшелонами сновали поезда, набитые углем с Кузбасса.
Жильцы выехали все, кроме Алексея, а на вопрос представителей районной администрации «Доколе?», мужчина вытащил из-за пазухи… нет не камень, а постановление городских властей, что жителей центральных микрорайонов города можно переселять только в дома, находящихся в пределах этого же района. Чиновники замерли, превратившись в соляные столбы, ведь таким нехитрым маневром Алексей увеличивал стоимость жилья, которое ему должны дать, как минимум, в два -три раза. Естественно, давать квартиру в центре этому нищеброду никто не собирался. Стороны обменялись исками, которые зависли в суде, после чего началась битва коммунальных ресурсов. Свет и воду в доме отключили, но в соседнем дворе обнаружилась действующая водонапорная колонка и Алексей стоически выдержал удар. Дом несколько раз поджигали — половину квартиры борца занимали ведра с водой, а спал Алесей в половину уха и половину глаза, засунув в нагрудные карманы паспорт с деньгами и остро отточенным ножом, готовый в любой момент вступить в схватку. Алексей уволился, подсчитав, что разницу в стоимости квартиры не окраине и в центре Города он заработает, дай бог, лет за десять. В глубине души я преклонялся перед непоколебимой решимостью этого мужика, но попытку меня объегорить я простить не мог.
Глава 9
Глава девятая.
Ниже не куда.
Июнь 1994 года.
Сердце Города.
Главное для человека — это вода. Вода нужна всем и каждый день, причем помногу. Хитроумный Алексей, специалист по выживаемости и осаде, осторожно выглянул из двери подъезда, обвел глазами опротивевший двор, заросший сорняками, остатки туалетной будки, которую, державшие в осаде его семью, строители «случайно» сломали трактором первым же делом? Спросите, как справляли нужду члены семьи Алексея? А очень просто. Один из бывших жильцов, проживавших когда-то на первом этаже, а сейчас, вполне счастливо, обживающий новенькую «двушку» с видом на картофельное поле, устав бегать