– Сколько ей лет? – удивилась я.
– Семнадцать, одиннадцатый класс заканчивает, – вздохнула Лиза. – Просто маленькая, тощенькая, на двенадцать-тринадцать лет выглядит… Спасибо вам за помощь! Остальные пакеты – бабе Гале и тете Люсе. Они… Ой! Вы же пришли не о моем фонде помощи говорить. Вам нужна Клавдия Петровна, да? Вот она, перед вами, в кресле сидит.
– Я хотела кое о чем ее спросить, – тихо объяснила я, – но… Она может говорить?
Елизавета помотала головой.
– Не-а. Порой тетя Клава бойкая, смеется, но сегодня совсем погасшая. Но я много чего про нее знаю, она мне всю свою жизнь рассказала, да не один раз. Может, помогу? Спрашивайте… Ой! Экая я негостеприимная! Сейчас чаек заварю! Ничем вас не угостила!
Елизавета вскочила, открыла шкафчик, вытащила пачку, показала ее мне и похвасталась:
– Дорогой! Самый лучший! Пью его только по воскресеньям. Мы с тетей Клавой в церковь отправимся – она рядом, пешком десять минут, – потом нас в трапезной покормят, с собой полные руки вкусного дадут. Домой вернемся, тетя Клава спать ляжет, а я себе дорогущего чаю заварю, пью, думаю, нет меня счастливее! В церкви нас любят, в подъезде все помочь готовы, на Новый год соседи скинулись, тете Клаве плед подарили шикарный… Ой, заболталась! Сейчас чашечку вам наполню, и поговорим.
Из носика чайника в мою кружку полилась струйка чуть желтоватой жидкости.
– Угощайтесь, – улыбнулась Елизавета, – и спрашивайте.
Я решила начать без предисловий:
– У Клавдии Петровны есть дети?
– Да, – кивнула Дудкова, – две девочки.
– Почему же они не помогают маме? – удивилась я.
– Сволочи, – спокойно ответила Елизавета. – Не все дети хорошими получаются. Некоторым мамам не везет. Старшая Оля с детства оторва каких поискать. Тетя Клава говорила: «Уж как я первую свою доченьку любила, да она из меня это чувство по капле выдавила!» Ольга школу окончила, аттестат за десятилетку получила, поступила в какой-то институт, в Москву перебралась. Тетя Клава в очередной раз в столицу поехала дочь навестить, вернулась, пришла ко мне, заплакала, сказала: «Все! Нет у меня дочери! Выгнала Ольга меня!» История, значит, такая. Клавдия Петровна в общежитие вошла. Она там раньше бывала, ее и вахтерша, и комендант знали. Увидела дежурная Воробьеву, сказала: «А твоя на съемную квартиру съехала, нам на прощание заявила: "Больше в этот клоповник не вернусь"». Клавдия Петровна чуть в обморок не упала! Вахтер позвал соседку девушки по комнате, та Воробьевой объяснила: у Оли появился любовник, девушка вуз бросила и переехала жить к парню. То ли у него родители на золоте едят, то ли сам зарабатывает. Короче, Ольга в другой вуз перешла, учится на актрису, где живет, никто не знает. Но если мать хочет девушку увидеть, то ей прямо сейчас надо поехать в театральный институт и встать у входа. Там она встретит свою кровиночку, когда та после занятий выйдет.
Глава двадцать первая
– Что было дальше? – спросил Дегтярев, который внимательно слушал мой отчет о поездке.
Я сделала глоток чая, обрадовалась, что он крепкий, и продолжила:
– Наверное, понятно, в каком настроении Воробьева помчалась по адресу, который ей дали.
По дороге Клавдию перестала бить дрожь, она решила спокойно поговорить со старшенькой. Тихо, без эмоций выяснить, где она, с кем общается, какие жизненные планы имеет, каким образом попала в вожделенный, недоступный многим институт. Но беседы не получилось. Дочь вышла в компании нескольких девушек и юношей, все молодые, красивые, модно одетые. Ольга заметила мать, помахала ей рукой, крикнула:
– Сейчас подойду!
Она что-то сказала остальным, студенты ушли. Дочь подбежала к Воробьевой и зашипела:
– Какого черта ты приперлась?
Клавдия опешила, забормотала:
– Ну… вот… привезла… варенье… огурчики…
– Сама дерьмо это жри, – фыркнула дочурка.
Воробьева возмутилась:
– Ты как с матерью разговариваешь?
– Отвянь! – топнула ногой «кровиночка». – Перешла в другой вуз, так ты и сюда приперлась! Оставь меня наконец в покое!
– Мне сказали, – ледяным тоном проговорила Клавдия, – что ты живешь с каким-то парнем, не оформив брак. Собирайся, едешь домой.
Ольга расхохоталась.
– Ау! Мне девятнадцать лет, кончилась твоя власть! Вали в свой Иваньковск, и не вздумай еще раз сюда приехать! Все детство мне своим контролем испоганила! Одноклассники в кино идут, а меня не отпускают. Девочки в клуб собрались, а ты на пороге вопишь: «Через мой труп развратничать будешь!» Теперь я свободна! И кстати, я не Ольга!
– Это как? – обомлела Клавдия.
– А вот так! – с издевкой ответило бунтующее чадо. – Не Ольга я! Ненавижу это тупое имя, оно только дворничихе подходит! А я актриса! И фамилия у меня другая, и вся я теперь не такая, какая из Иваньковска уехала! Аривидерчи! Ты мне не мать, я тебе не дочь! Запомни: если не остановишься, продолжишь сюда приходить, мой муж тебя посадит за решетку! Он и не такое с легкостью проделать может! Прощай!
Развернулась и ушла.
Я посмотрела на тихо сидящих друзей.
– Ольга в самом деле сменила паспортные данные? Я задала этот вопрос Елизавете, та ответила: «Может, соврала, а может, это правда. Тетя Клава после той поездки сказала: "Нет у меня дочери Ольги. Только Юля осталась". Но и с младшей ничего хорошего не получилось».
– А с ней что? – пробурчал Дегтярев, и я продолжила.
Лиза рассказала, что Клавдия стала очень бояться за Юлию, утроила за младшей дочерью контроль. Не отпускала от себя девочку, отводила в школу даже в десятом классе, забирала после занятий. Держала за руку в прямом смысле этого выражения. Денег у старшей Воробьевой было немного, но она не поскупилась на большие расходы – закрыла окна решетками, поставила железную дверь. Уходя из дома, запирала Юлию.
Когда дочка сдала выпускные экзамены, Клава ей сказала:
– Главное для женщины – выйти замуж. Высшее образование тебе зачем? Вон, Ольга в актерки подалась, развратом занялась. Кто такую под венец поведет? Для тебя у меня жених есть, уже договорилась с ним. Коршунов Валерий Семенович. Он богатый, него дом, несколько квартир, машин, деньги не счи– тает.
– Мама, – испугалась Юля, – ты чего? Я ему во внучки гожусь! Дядька жутко старый!
– Да, не сегодня-завтра умрет, но на это и расчет, – кивнула старшая Воробьева. – Валерий на тот свет уйдет, и все тебе достанется.
– Про смерть дяди Валеры говорить начали, когда я только