— Юлька сегодня зажгла. — кивает Алена: — Юлька сегодня звезда.
— Что-то не припоминаю с каких пор ко мне можно стало обращаться по уменьшительно-ласкательному. Я диминутивы к своему имени не разрешала применять. — говорит Синицына, открывая свой шкафчик: — я же не обращаюсь к тебе «Аленка», верно?
— До чего ты все-таки вредная, Синицына. — вздыхает Алена: — вон Машка говорит что мы выиграли, а ты все равно кислая.
— Кислая? — девушка замирает у шкафчика, задумывается. Поворачивает голову и высунув язык касается своего плеча: — не кислая. Даже не щелочная. По крайней мере не ощущается органолептическим способом. И потом, какое значение вкус имеет вообще?
— Странная ты.
— Маркова! Брось в Юльку бутылкой, заслужила.
— Так точно капитан! Юля, лови бутылку!
— Я, конечно, понимаю, что у вас в команде ритуал такой — бутылками кидаться, но зачем же в голову стараться попасть?
— Не ной, Синицына. — Маша выпрямляется и взмахивает полотенцем, перетягивает им себя вокруг талии, сразу становясь похожей на картину Эжена Делакруа «Свобода на баррикадах». Оглядывается по сторонам и упирает руки в бока.
— Мы сегодня победили. — говорит она: — заставили их нас уважать. Понимаете? Синицына — красотка, хоть и змеюка. Как она им на нервах играла — любо-дорого! Жалко, что она и наши невры при этом не щадит конечно…
— Так у вас это не просто попытка покалечить меня, а жест признательности и поощрения? — Юля Синицына разглядывает бутылку с газировкой: — какие причудливые традиции. Но все впустую. С этого момента я больше не буду членом вашей команды, вы же понимаете? Ни я, ни Бергштейн больше не являемся игроками сборной. Нас собрали на один раз — сыграть товарищеский матч. Мы сыграли. Все. В следующий раз, когда мы встретимся на площадке — мы будем соперниками.
— Плевать. Сейчас ты — наша. Мы вместе прошли через все это. Вместе играли против «Крылышек». Так что раз и навсегда ты теперь с нами. Наша Юлька. Пей газировку, заслужила.
— Хм…
— Валя! Федосеева! И тебе тоже бутылку! Наташ?
— Сей момент сообразим! Одна газировка для Вали! Дюшес! — в воздухе мелькает летящая бутылка, которую одной рукой перехватывает Валя.
— Валя красотка. Не раз нас выручила. Да и Айгуле помогла с «Апогеем». Твои братья там, наверное, кипятком на трибунах писали.
— Не вытворили бы чего на радостях. — гудит Валя, «свернув» голову бутылке одним движением кисти: — я пойду сейчас их в чувство приводить, а то опять подерутся. В прошлый раз с «сырными» фанатами сцепились, у обоих по фингалу было…
— Сегодня-то им с кем драться? — поднимает бровь Маша: — разве что с «бортпроводниками» от «Крылышек».
— Я тебя уверяю, эти двое неприятностей себе на задницу найдут. — отвечает Валя: — на радостях, конечно. А куда ты хотела после пойти?
— Думала в ресторан позвать всех наших. А что? Пойдем? Соломон Рудольфович забронировал на всю команду… думал, что с горя, а получилось, что на радостях.
— Почему бы и нет? — говорит Валя, полотенце падает с ее мощного, округлого плеча, оголяя монументальную грудь, но она не обращает на это внимания: — вот только Серегу с Митяем в чувство приведу, чтобы не бурогозили. По сявке два раза каждому врежу и все — свободна как птица в полете. А потом можно и мяса жаренного поесть, вина красного опять-таки сейчас в самый раз. И чтобы килограммами и литрами все. Шашлык там, бифштекс, стейк… мясо в общем. — Валя прикусила губу: — ммм… жрать хочется как из пистолета.
— В «Плакучую Иву» пойдем, там для нас зал отдельный забронирован, так что и мясо будет и вино. — кивает Маша: — всем все ясно? Синицына, даже не вздумай отказываться, пойдешь с нами, поняла? А то можешь даже трусы свои не надевать, я тебя прямо тут отдеру…
— Шуточки связанные с сексуализированным насилием. — кивает Юля, замотав волосы полотенцем в белую чалму: — понятно. Малые однополые коллективы склонны сублимировать межличностную интеракцию путем нездоровой фиксации на таких элементах.
— Таак… кого еще не наградили? Ага! Папина дочка! Наташка! Бутылку в папину дочку!
— Так точно мой капитан!
— Вы так меня убьете! Обязательно в голову кидать⁈
— Саша Изьюрева — молодец. Красиво «Сопельку» провернула.
— Так не зачли же…
— Это уже не от тебя зависит. Сделано красиво, этого не отнять. А не зачли потому что мы уже и так разошлись на грани дозволенного, тут и Айгуля со своим «Апогеем» и Младшенькая со своим «Песочным Человечком»… в общем накопительный эффект сработал. — машет рукой Маша Волокитина: — а ты все равно молодец. Как там папа на трибунах?
— Не знаю. Переживаю, все ли с ним в порядке. Такая радость. — отвечает Саша Изьюрева, тиская свою бутылку с «Буратино»: — да как она открывается вообще…
— Дай сюда. — протягивает руку Валя Федосеева и одним движением кисти «сворачивает голову» бутылке с газировкой, обтирает края горлышка полотенцем и отдает обратно: — на вот.
— Спасибо, Валь. — кивает Саша: — Маша, а… мы в ресторан без Лили пойдем? Как-то неправильно это… она тоже старалась.
— Всему свое время. Таак… кто у нас остался? Ах, да! Маслова! Наташка — бутылку в Вазелинчика!
— Есть бутылку в Вазелинчика!
— Наташка! И ты туда же!
— Один «тархун» в Вазелинчика! Хорошо пошло!
— Ай! Ты специально так кинула⁈
— Маслова! — Маша упирает руки в бока, глядя на девушку свысока: — тоже молодец. Пару раз спасла нас.
— Да. Я молодец. — кивает Алена: — я совсем молодец. Благодаря мне мы и выиграли и вообще…
— Ноги у тебя слабые. Медленная как беременная улитка. У них Солодухина по площадке мечется, а ты рот открыла и гав ловишь. В общем есть куда расти, Вазелинчик.
— Эй!
— Но сегодня все равно молодец. Пей свой тархун. И… Маркова!
— Да?
— Себе тоже бутылку возьми.
— Так я и не выходила на площадку вообще…
— Ничего. Кабы вышла бы — показала бы всем этим неудачницам что значит Маркова на поле. Ты же у нас как последний стратегический резерв, Наташка. Если мы