— Поверьте, капрал, обычно ни у кого не входит… разве что, кроме Мшистого и его псов, — Назар потянулся к фляге, затем подумал немного и, закрутив пробку, вернул во внутренний карман накидки. — У вас перебито несколько ребер, сломана большая берцовая кость, раздроблена левая лопатка, выбито три сустава, не считая повреждений печени, коллапса левого легкого и… ах да. Двадцать одно пулевое ранение. Из вас столько свинца вытащили, что можно отлить ружейный ствол.
Арди нахмурился. Он чувствовал себя крайне паршиво, но не настолько ужасно, как описывал Гларкин.
— Разумеется, большую часть повреждений, учитывая время прибытия, смогли нейтрализовать псы Мшистого иначе, — Гларкин развел руками. — к великому сожалению, вы бы были мертвы еще до того, как попали бы к нам в руки.
Несмотря на прозвучавшие слова, интонация доктора оставалась абсолютно неэмоциональной и не вовлеченной в ситуацию. Не то, чтобы Гларкину было плевать, ему просто не хотелось эмоционально вовлекать себя в судьбу пациента. Во всяком случае не сильнее, чем требовалось для работы. Арди слышал о таком от Келли, когда тот обсуждал приезжавших из Дельпаса врачей, поддерживавших состояние Эрти.
Те врачи, что вернулись с фронта, обладали именно такими чертами, которые наглядно демонстрировал Гларкин — отчужденностью, пристрастие к алкоголю или седативным веществам, фатализм и настолько острый характер, что при неосторожности об него можно было порезаться.
И пятна на очках и накидке оставались там не из-за безалаберности, а как попытка спрятать себя от запаха и цвета смерти, с которой фронтовые врачи буквально спали в одной кровати.
— Мы вас подшили, — продолжил резюме Гларкин. — Мои коллеги из департамента Лей-медицины влили в вас какие-то отвары, а травматологи отказались накладывать гипс. Вместо этого… — Назар указал ладонью на целую стопку пузатых склянок для капельниц. — Питательные растворы. Не знаю, капрал, но такого количества протеинов и кальция хватило бы на целый взвод солдат. Результат, разумеется, как и следовало ожидать от полукровки Матабар — впечатляющий. Не уверен, конечно, что вы сможете бегать в ближайшие несколько недель. А еще вам придется носить сдавливающую повязку на груди, но, в целом, к вечеру можем выписать.
— А сколько я здесь…
— Перед этим, — перебил Гларкин. — я бы хотел вам кое-что рассказать, капрал, — Назар вздохнул и, прикрыв глаза, прислонился затылком к шершавой, выкрашенной зеленой краской, больничной стене. — После вашего вопроса касательно природы матабар я, подозревая, что мы с вами встретимся еще раз, провел небольшое исследование.
Арди помнил их предыдущий разговор, в ходе которого выяснилось, что Ардан, в следствии смешанности кровей разных биологических видов, обладает врожденной болезнью. Как и Эрти. Только в случае с младшим братом она более ярко выраженная. Ард же влияние смешения видов почувствует не сразу. Может быть через полвека, может чуть позже, но однажды тело и разум начнут его подводить.
— Вы знаете почему в племенах матабар никогда не было своих Эан’Хане? Во всяком случае тех, что жили бы с вашими предками на постоянной основе.
Арди знал. Потому что всех Говорящих, когда наступал срок, забирали к себе Фае, где превращали их в Сидхе (аристократия Фае), разрывая связь с путями смертных.
Каким образом Арор избежал данной участи — до сих пор оставалось загадкой. Но, так или иначе, прадедушка Ардана был единственным матабар в истории, который не изменил свою суть на Сидхе Фае.
— Предполагаю, что все дело в двойственности природы ваших предков, капрал, — Назар скрестил руки на груди и, кажется, пытался немного вздремнуть, словно разговор воспринимался им как возможность отдохнуть. — Звериная суть в них существовала в равноценном балансе с человеческой, что наделяло ваших предков неким набором способностей оборотней… Да, матабар очень близки к людям. Возможно даже ближе, чем орки, но не суть. Подобное равновесие, разумеется, основывается на сложных биохимических процессах, а еще на Лей. И если баланс нарушить, то, рано или поздно, одна из сущностей станет доминирующей. Поэтому, полагаю, Говорящие и Эан’Хане в стаях ваших предках не задерживались. По той простой причине, что Лей, сама по себе, является дестабилизирующим фактором.
Ардану не очень нравилось то, что он слышал.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.
Назар приоткрыл правый глаз и бросил короткий, слегка саркастичный взгляд в сторону пациента.
— Вы ведь не глупый юноша, капрал. Так что уже все и сами поняли.
Ардан понял. Или догадывался. Но хотел услышать из уст специалиста.
— Не все предки природных аномалий это бывшие Говорящие Матабар, капрал, — озвучил свою мысль Гларкин. — Но все Говорящие Матабар, который не исчезали со страниц истории, рано или поздно становились аномалиями. Лей внутри вашего организма нарушала баланс в свою пользу, а поскольку Лей куда ближе к низко организованным структурам, чем к сложным системам, то она, закономерно, усиливала именно звериную сторону. Иными словами…
— В какой-то момент я могу так и остаться охотником, — закончил за доктора Ардан.
— Охотником? — переспросил Гларкин и ненадолго задумался. — Значит происходит не только биологическая метаморфоза, но еще и нейромедиаторная? Любопытно, конечно… Но, в целом, вы правы. Если вы будете злоупотреблять искусственным нарушением баланса своего организма, то да. Рано или поздно ваше тело, а как я теперь понимаю и личность тоже, окажутся полностью изменены Лей. Вы станете аномалией.
Арди снова вспомнил Волка Пылающей Тьмы.
Вот и ответ почему Фае забирали Говорящих в Город на Холме. Вопрос, который он когда-то задавал Аттанха, а та, улыбнувшись, так ему и не ответила. Лишь сказала, что таков сон Спящих Духов. Может быть волчица надеялась, что его внутренний баланс, из-за наличия смешанной крови, изначально смещен не в сторону зверя?
Мысли завтрашнего дня.
— А учитывая смешение крови, — продолжил доктор. — не думаю, что в вашем случае баланс изначально сложен так, как его сконструировали сотни тысяч лет эволюции. Так что на вашем месте я бы поостерегся и больше никогда не прибегал к данной особенности.
— Вы думаете, что следующий раз может стать последним?
Гларкин коротко дернул плечами.
— Может следующий, — зевнул он не заботясь о том, чтобы прикрыть рот ладонью. — Может через раз, а может изменения уже запущены, но вы этого не увидите пока не пройдет пара десятилетий. Никто не знает, капрал. Как я уже говорил ранее — наукой почти не изучены организмы Первородных и, тем более,