Табита пожевала колпачок ручки. Нужно ли чертить стрелку от нее к Шоне, ибо они ходили в одну школу? А Оуэн Мэллон – он же был их общим лечащим врачом? А какое отношение это обстоятельство могло иметь к делу? И что вообще должна была означать эта дурацкая схема?
Табита обвела рисунок красной ручкой, захлопнула блокнот и легла. Закрыв глаза, она снова увидела зернистое изображение на экране, входящие и выходящие из кадра фигурки людей, и снова покачивалась от ветра береза, и падал мокрый снег.
Глава 43
– Потрясающе выглядишь, – сказала Табита.
После недели, проведенной на Канарах, Шона буквально испускала сияние. Она загорела, на переносице стало больше веснушек, а в ее каштановой шевелюре выделялись выгоревшие на солнце пряди. На ней была желтая рубашка с закатанными до локтей рукавами, отчего казалось, что Шона принесла в это серое помещение теплый солнечный свет. Сидя напротив в засаленной толстовке и джинсах, Табита почувствовала, как ее кольнуло чувство зависти.
– Мне нужно было сменить обстановку, – сказала Шона.
– Расскажи, как впечатления, – попросила ее Табита. – Ты ездила одна?
– Нет, с Жюль. Жюль Перри. Ты же помнишь ее?
Табита помнила, хотя старалась избавиться от этих воспоминаний. Жюль – высокая, длинноногая и злая. Она попыталась улыбнуться, но губы ее словно одеревенели.
– Кажется, она пришла после того, как я сменила школу, – сказала она. – Я училась с тобой до шестнадцати.
– Сейчас она живет в Ноттингеме, и мы довольно редко видимся. О, как мы повеселились, вспоминая старые времена!
– Хорошо.
– И солнце, о боже, я буквально впитывала его! Хотя у нас уже наступила весна…
Она вдруг осеклась и покраснела:
– Прости, Табс! («Табс?» – подумала Табита.) Я болтаю о путешествиях и весне, а ты тут сидишь! Как твои дела?
– Нормально.
– Нет, правда, как ты?
Табита внезапно почувствовала, что не хочет рассказывать Шоне, как на самом деле обстоят ее дела.
– Работаю над выстраиванием линии своей защиты.
– И как идет?
– Сначала мне казалось, что впереди целая вечность, неделя за неделей тянулись нескончаемо, а теперь времени осталось в обрез. Суд состоится третьего июня, а тут уже май на носу.
Шона кивнула.
– Скажи мне, чем я могла бы тебе помочь? – сказала она. – Я ведь на самом деле ничего не сделала для тебя. Давай посмотрим, что и как.
– Не думаю, что это хорошая мысль.
– Тебе что-нибудь нужно сейчас?
– Если будет нужно, я тебе позвоню.
Табита помолчала.
– На самом деле я хотела бы поговорить с тобой вот о чем. Мне надо выяснить, чем занимались в тот день люди, что остались в деревне.
– Зачем?
Сама мысль о том, что снова придется вспоминать этот день перед Шоной, была невыносима.
– Это может мне помочь. Вот ты, например, где находилась в течение дня?
– Я?
– Это все равно что собирать пазл, – отозвалась Табита.
– Да уж.
– Так где ты была?
– Дома. А, да, еще ходила в магазин.
– Два раза.
– Прости?
– Я видела тебя на записи камеры наблюдения.
Шона была несколько обескуражена и усмехнулась.
– Ну, тогда ты все знаешь.
– Но кроме этих двух раз ты из дома не выходила?
– А зачем? Было очень слякотно.
– Это был рабочий день?
– Да. Я оставалась на связи. Дело в том, что две пациентки задерживались с родами, причем одна из них на целых девять дней. И, конечно же, мне позволили взять отпуск. Помнишь, в школе, когда стояла плохая погода, нас освобождали от уроков?
– И что ты делала?
– Да ничего особенного. А что было делать?
Табита выжидающе смотрела на Шону.
– Занималась всякой ерундой. Приняла ванну. Посреди дня это настоящий кайф. Приготовила обед. Просидела кучу времени в Интернете.
– А ты видела кого-нибудь?
– Кроме тех раз, что ходила в магазин, никого.
– Никого?
– Нет.
– Действительно?
– В смысле?
– Ты не встречалась с Робом Кумбе?
Шона смутилась.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она после некоторой паузы.
– Если честно, то мне неинтересна твоя личная жизнь. Я просто хочу знать, виделись ли вы.
– Зачем тебе?
– Ну, виделись?
– Кто распускает обо мне слухи? – вскинулась Шона, покраснев до ушей.
– Это не имеет значения, – сказала Табита. – Но если он был у тебя, мне нужно знать.
– Думаю, мне пора идти.
– Слушай, Шона, мне плевать, кто кого трахает или кто кому изменяет. Меня волнует только то, где был он и где была ты в тот день.
– Ты говорила что-нибудь Энди об этих сплетнях?
«При чем тут Энди?» – пронеслось в голове у Табиты.
– Ладно, все. Прости. Я просто… Неважно. Меня смутил твой вопрос. Мы же подруги, а тут ты разговариваешь со мной совсем не по-дружески.
Глаза Шоны были полны укоризны.
– Ты так и не ответила мне.
– У нас просто была небольшая интрижка после того, как я рассталась с Полом. Роб был очень добр ко мне. Я не хотела, чтобы это случилось, и теперь не хочу, чтобы об этом узнал весь Окхэм. Между нами все кончено, и все, что было, не имеет никакого отношения вообще ни к чему.
– Так что, он был у тебя?
Шона заерзала на стуле.
– Может быть, – выдавила она.
Глава 44
Когда Мэри Гай забрала ее из камеры и провела через четыре двери, у Табиты появилось ощущение, будто ее выпускают на свободу. Табита до сих пор не привыкла к лязганью отпираемых и запираемых замков, однако на этот раз они прошли не по привычному маршруту и скоро очутились на автостоянке, словно обычные посетители. Моргая с непривычки, Табита увидела величественные викторианские ворота и темно-серебристого цвета седан, за рулем которого сидел средних лет мужчина, глядя в свой телефон.
– Где же автозак? – удивилась Табита.
– Не положено, – отвечала ей Мэри Гай. – Едем на такси.
Женщины сели на заднее сиденье, и автомобиль тронулся. Табита, не отрываясь, смотрела в окно. Все вокруг напоминало ей сон: мамаша с коляской, клерки, курящие на тротуаре возле своего офиса, смеющиеся и толкающиеся школьники. Любому человеку все это могло показаться привычным и даже обыденным, но Табита чувствовала себя неким призраком, который пролетает мимо.
– Должно быть, странная это работа, быть надзирателем в тюрьме, – сказал, не оборачиваясь, таксист.
Мэри Гай молчала. Табита украдкой взглянула на