И так далее, я ж только заявку составляю, негоже мне углубляться, Вы уж сами задумайтесь… будут идеи – рад обсудить.
И да, пока не забыл. Вы мне тут сказали, что научились технично измерять расстояние шагами, это похвально. Не совсем понимаю, в чем смысл исследования: число шагов от моей палаты до Вашего кабинета, где растет мирт, и число шагов от Вас до процедурной в сумме 73, по Вашему утверждению.
Хорошо. Я Вас услышал.
Но как бы главу назвать? Как-нибудь вроде этого:
ЗЫБКОСТЬ
[20]
Старуха, взяв “заклад”, уставилась на Раскольникова.
“Она смотрела внимательно, злобно и недоверчиво. Прошло с минуту…” Для читателя в отличие от Раскольникова эта минута прошла незаметно.
Но далее читатель и Раскольников соприсутствуют одновременно. Долготе переживания героя отвечает длина читаемого текста, это соприсутствие описывающего (от начала второй минуты до первого жеста Раскольникова):
“…ему показалось даже в ее глазах что-то вроде насмешки, как будто она уже обо всем догадалась. Он чувствовал, что теряется, что ему почти страшно, что кажется, смотри она так, не говори ни слова еще с полминуты, то он бы убежал от нее”.
На чтение этого фрагмента уходит примерно четверть минуты, затянись он еще на столько же – как на чтение вот этой фразы, – и Раскольников, не выдержав взгляда, бросился бы, сказано, вон, – роман завершился бы, практически не начавшись.
Или это был бы другой роман – о человеке, который чуть не убил. Тоже открываются неплохие возможности.
Но Раскольников нашел в себе силы произнести некоторые слова – оба как будто опомнились.
И снова длительность короткого разговора соответствует числу печатных знаков.
Время начинает замедляться, когда старуха поворачивается спиной к Раскольникову.
“Стараясь развязать снурок и оборотясь к окну, к свету…” – (Шкловский когда-то описал подобный прием, названный им “замедлением”); тут вот и тормозит автор, сообщая в скобках об окнах, словно о важном о чем-то: —
“…(все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила и стала к нему задом”.
Между тем текст, сообщающий о возне старухи со “свертком”, читается уже больше десяти секунд, а каждая секунда на вес золота.
Раскольников “расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а только придерживал правою рукой под одеждой…”
Кино. Замедленная съемка.
“Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением…”
Вот так: мгновениям счет пошел, – во всяком случае, мгновения различимы.
“…всё более немели и деревенели”.
Слыша руки свои, он ощущает различия в ощущениях: “неметь” и “деревенеть” – не одно и то же; Вы не согласны, Евгения Львовна?
“Он боялся, что выпустит топор… вдруг голова его как бы закружилась”.
(И да, – о мгновениях в этом романе. “Наступило мгновенное молчание”. Такое только у Достоевского могло быть – вот кто не думал о мгновеньях свысока.
“Он несколько мгновений молча и пристально в нее вглядывался…” – здесь мгновение как единица времени, их множество счетное.
А вот мгновение имеет вполне конкретную продолжительность, причем немалую: “В это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь”. Это к Соне пришел Лебезятников.
Еще нестандартные случаи мгновений из “Преступления и наказания”:
“На мгновение ответа не было”.
“Было одно мгновение (самое последнее)”.
“Прошло еще мгновение”.)
“– Да что он тут навертел! – с досадой вскричала старуха и пошевелилась в его сторону”.
Это последние слова в ее жизни. Ну и к кому же они обращены? Явно не к Раскольникову. Вы скажете: к себе. Да вот не совсем к себе. К себе – можно себе под нос буркнуть или про себя подумать… а тут – более чем сдержанная в общении – она прокричала.
Последние слова обращает старуха – нет, не к себе, а к Вам, Евгения Львовна. К Вам – читателю!
Она, конечно, не думает о Вашем присутствии, но тут уже все само по себе происходит; в такой миг и догадка может мелькнуть. Это у нее само вырвалось.
И не в том смысл этих слов последних в ее жизни, что они бессмысленны, а в том, что, обращаясь к Вам с ними, она не знает, что Вы с ним, с Раскольниковым, заодно.
И это главное: она не знает, что Вы заодно.
А Вы заодно!
А как же иначе?
“Ни одного мига нельзя было терять более”.
И правильно. Сколько он уже этих мгновений потерял, слушая, как руки немеют и деревенеют. Хватит. За дело!
Нет, Вы чувствуете, что фраза обращена к Вам, Евгения Львовна, лично к читателю, и предполагает как минимум с Вашей стороны понимание?
“Он вынул топор…” О да, только нет: оцените, как “тягуче и долго” (сказал бы поэт) длится выражающее главное действие предложение; как здесь визуально фиксируется в стиле замедленной съемки, казалось бы, стремительное движение:
“Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом”.
Одним пониманием Вам не отделаться…
“Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась в нем сила”.
Потому что Вы помогли, потому что вы – вместе.
Вы уже давно соучастник. Как Вы там говорите? – читатель должен отождествлять с героем себя? Вот, вот! Да Вы соучастником стали раньше, чем он сам решение принял. Он еще сомневался, а Вы уже знали: убийству быть! И когда вместе с ним топор у дворника слямзили, и когда поднимались по лестнице, “поминутно прислушиваясь”, и когда вместе с ним в колокольчик звонили. Это ему вроде поддержки, не мог он знать о ней, но что есть, то есть – ведь только что топор сил не хватало держать, и вдруг – “родилась в нем сила”.
А дальше, без пропуска, дается удивительный – по уместности – портрет Алены Ивановны.
“Старуха, как всегда, была простоволосая. Светлые с проседью, жиденькие волосы ее, по обыкновению жирно смазанные маслом, были заплетены в крысиную косичку и подобраны под осколок роговой гребенки, торчащей на ее затылке”.
Вроде бы такому описанию самое место при первом появлении персонажа; портрет и о характере кое-что говорит – волосы-то не целой гребенкой подобраны, а каким-то ее обломком, “осколком”, – но подождите, когда это и кто так ее затылок разглядывает? Неужели, грохнув топором, Раскольников? Возможно ли такое? Или это, открутить назад несколько мгновений, таковой она сзади