Голова закружилась, кровь запульсировала в ушах, стало холодно, затем жарко. Я бросился прятать оружие обратно в тайник, но люк, как назло, не хотел закрываться. В дверь снова позвонили. Я передвинул кровать на место и сдернул одеяло так, чтобы оно прикрывало пол. Потом закрыл дверь спальни и медленно спустился по лестнице, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и успокоить участившийся пульс.
Я открыл дверь.
– Здрасьте? – сказал я. Вышло тонко, пискляво. Черт.
– Брукс Палаццо? – обратился ко мне белый мужчина. По возрасту и внешнему виду он бы идеально вписался в кружок возрождателей Америки, если бы не напарник латиноамериканского происхождения, с серьгами в ушах.
– Да? – Уже не так тонко.
– Можно войти? Мы расследуем смерть Майка Кеннеди и хотели бы взять у вас показания.
– А. – Да. Точно. – Заходите, конечно.
И вот во второй раз за день мне пришлось подавать кофе непрошеным гостям, мечтая, чтобы все дружно провалились под землю.
Когда мы расположились за столом и сделали по глотку кофе, полицейские – в основном офицер с проколотыми ушами, Веласкес, – перешли к делу, в первую очередь получив с меня согласие на видеозапись.
– Мы проводим дополнительное расследование по запросу Министерства внутренней безопасности; их антитеррористический отдел ведет официальную статистику насилия со стороны белых националистов. Судя по вашему видео, вылазка мистера Кеннеди относится как раз к этой категории.
Повисла тишина – так полицейские надеялись выманить из меня нужную информацию, и я это понимал, но тактика оказалась рабочей. Я так перенервничал из-за винтовок, что готов был выложить все подчистую. Нужно было что-то сказать.
– Не уверен, что Кеннеди был националистом. Скорее, просто переборщил. Он же республиканец.
– Да, мы понимаем, что не все республиканцы обязательно националисты и не все националисты обязательно республиканцы, но переписка мистера Кеннеди говорит об обратном, – проворчал пожилой коп. – В ней он вел себя, как типичный нацист из Шарлоттсвилля.
Было непривычно слышать о Шарлоттсвилле от кого-то помимо дедушкиных друзей – те постоянно вспоминали местные беспорядки, но сам я встречал упоминания о них исключительно в учебниках по истории.
– Ладно, верю. Но у вас уже есть мое видео и показания. Не уверен, что смогу помочь как-то еще. – Сердце гулко стучало.
И снова Веласкес:
– Мы посмотрели ваше видео, Брукс, и заметили, что мистер Кеннеди был весьма близок с вашим дедом.
– Он умер, – выпалил я. – В смысле, дедушка. И Кеннеди тоже, но вы и так в курсе. А дедушка умер буквально через день после Майка.
– Мы знаем. – Веласкес принял траурный вид. – Приносим свои соболезнования. Прежде чем к вам обратиться, мы немного разузнали о вашем дедушке. Он тоже придерживался весьма радикальных взглядов.
– Так он же белый старик, – сказал я, а потом невольно взглянул на пожилого белого полицейского, который уставился на меня мрачным взглядом. Я чуть не сгорел со стыда. С губ второго копа сорвался короткий смешок. – Простите, – пробормотал я.
– Ничего, Брукс. – Снова Веласкес, снова с улыбкой, беззастенчиво пользуясь потрясающей внешностью. – Мы понимаем, тема тяжелая. Вы хорошо ладили с дедом?
Я пожал плечами.
– Если честно, то не особо. Он и с моим отцом не ладил. Папа заставлял меня звонить ему на дни рождения, но удовольствия это никому не приносило. Да и после смерти родителей лучше не стало. Я, конечно, благодарен, что он меня принял, и я его вроде как любил, семья же, в конце концов, но друзьями нас назвать было сложно.
– Конечно, понимаю. Семья – она такая. – Ответ сопровождался ободряющим кивком. – Но, Брукс, при всем уважении: твой дедушка мертв, Майк Кеннеди мертв, а люди, с которыми они общались, все еще на свободе. А это плохие люди, страшные – они не побоятся расправиться с теми, кто перешел им дорогу. Террористы, Брукс. Наши коллеги из внутренней безопасности день и ночь доблестно ищут их, а мы хотим им помочь. А для этого уже нам нужна твоя помощь.
– Ладно, только я не понимаю, как вам помочь.
– Брукс, ты прожил с дедушкой десять лет. Наверняка что-то услышал или увидел. При всем уважении к твоему покойному деду, эти ребята – не самые умные люди. Много болтают. Если ты расскажешь, что слышал, мы сможем понять, что они замышляют, передадим эту информацию коллегам, и они со всем разберутся.
На кухне было жарко. Я забыл закрыть жалюзи в гостиной, и духота стояла невероятная. Ощущение было такое, будто под задницей хлюпает лужа пота.
– Если честно, я слышал только о том, что Майк Кеннеди пошел с вами на сделку, а потом оказался с пулей во лбу.
Пожилой коп поморщился.
– Мистеру Кеннеди очень ясно дали понять, каких именно мер безопасности стоит придерживаться. Он предпочел их проигнорировать. Его смерть – трагедия, без сомнения, но, если честно, он сам виноват. Нельзя помочь тому, кто не хочет принимать помощь. Особенно таким вот упрямцам. Но ты из другого теста, Брукс. Мы видели твой аттестат. Ты смышленый парень. Добрый, по глазам видно. У тебя появился шанс помочь всей стране.
– Ладно. Давайте так: я все обдумаю, напишу, что вспомню, и пришлю вам?
Копы скептически переглянулись. Мысль у них явно была одна: «Ни хрена этот пацан не пришлет». Что ж, они думали правильно.
– Спасибо, Брукс. – На этих словах полицейские встали из-за стола. Я пожал им руки потной, нервной ладонью, с полным ощущением, что они видят меня насквозь. Проводив их, я вышел в гостиную задернуть жалюзи, но осознал, что это может показаться подозрительным, и решил ничего не трогать.
После такого рассказывать полицейским об оружии под кроватью я точно не собирался.
* * *
Переложив все оружие и наконец закрыв люк, я смыл с себя пот и достал заявление о приеме на работу в Сан-Хуан-Капистрано, которое забросил после стычки с Майком Кеннеди и смерти дедушки. Я просто хотел свалить отсюда, и как можно быстрее. Продать городу дом, избавиться от всего говна, которое меня с ним связывало, и пару лет поработать над тем, чем я мог бы гордиться. Я все заполнял и заполнял заявление, но постоянно отвлекался на мечты о том, как приеду в новенький, только-только отстроенный Сан-Хуан-Капистрано, с его зданиями на