С его голосом трудно было спорить – команда тут же метнулась в нужную сторону. Но было уже слишком поздно. За окном, за дождём и отражениями, корпус лайнера уже неспешно катился к концу взлётной полосы. Гул усиливался, колёса пружинили под весом. Самолёт набирал скорость.
– Мы его теряем… – Глухо сказал один из оперативников, всматриваясь в стекло. – Улетает.
Командир сжал челюсти. Его пальцы побелели на корпусе телефона. Он знал, что теперь ему предстоит сделать. Но не хотел. Как офицер, который понимает, что сейчас прозвучит выговор, но всё равно должен доложить. Так что, тяжело вздохнув, он вышел в зону, где было тише, отошёл под козырёк служебного коридора, включил усиленную защиту связи и нажал номер. На экране появился всего один символ, иконка, без имени. Только красный треугольник. И, буквально через секунду, что явно говорило о том, как на том конце соединения ждали от него звонка, ему ответили.
– Говори. – Ответивший голос был женским. Спокойным, холодным и настолько мягким, что от него пробирал ледяной озноб.
– Мы не успели. – Решительно выдохнул он. – Он уже в самолёте. Минут десять назад… Мы начали поиск немедленно, как только получили от вас сигнал. Но он выключил телефон. Никто не видел, как он прошёл. Мы подняли записи, но…
– Ты хочешь сказать, – перебил голос, чуть понизившись, – что целая обученная группа с доступом ко всем камерам, к базе и к прямому контролю зоны не смогла задержать одного парня, который даже не был обучен противодействию? И, судя по всему, просто не способного даже чётко думать в своём состоянии? Вы проиграли тому, кто на данный момент может быть на грани нервного срыва?
Он замолчал. И немного нервно сглотнул. Хотел что-то возразить, но с той стороны уже продолжали, всё тем же тихим голосом, в котором звенела угроза.
– Ты знаешь, кто я. И знаешь, как много поставлено на карту. Твоя задача была простой. Мы дали тебе всё – описание, разрешения, даже прямой приказ. А ты… Не успел. Ты подвёл меня, Виктор. Если с ним хоть что-то случится, за это тебе придётся ответить. Всем – придётся.
И после этих сигнал оборвался. А он стоял в тишине. Дождевая вода, текущая с навеса, с навеса капала на бетон. Самолёт, в котором летел Андрей, уже оторвался от земли и скрылся за пеленой низких облаков.
Устало вздохнув, Виктор опустил голову. И простоял так несколько секунд. Неподвижно. Потом развернулся и резко бросил своей команде:
– Всё. Возвращаемся на базу.
Никто не спорил. Но в воздухе уже висело напряжение, густое и липкое, как наэлектризованный воздух перед бурей. И каждый из них знал: что это не конец. Это только начало чего-то куда более опасного.
……….
Когда колёса авиалайнера с коротким дрожащим звуком оторвались от мокрой полосы, и на мгновение корпус самолёта будто завис в воздухе, решая – падать обратно или взмыть вверх. Но его мощные двигатели загудели с новой силой, и крылья, слегка подрагивая от нагрузки, потащили машину в небо, прочь от тяжёлой земли. В этот момент салон чуть вздрогнул, и пассажиры инстинктивно вжались в кресла, кто-то плотнее застегнул ремень, кто-то машинально взглянул в окно. За иллюминаторами ползли вниз влажные бетонные плиты взлётной полосы, мигающие огни разметки, бегающие под каплями дождя фигуры сотрудников службы сопровождения. И вся та сцена, которую Андрей уже не видел – люди в дорогих, но однообразных костюмах, стоящие у окон, слишком поздно осознавшие, что потеряли того, кого должны были остановить, прошла банально незамеченной на фоне всего происходящего.
Самолёт медленно набирал высоту, с лёгким креном разворачиваясь на курс. Он уходил на северо-запад, прочь от города, прочь от аэропорта, прочь от всего, что здесь происходило. Его крылья с лёгким гудением прорезали низкую облачность, и весь этот мир, зал ожидания, камеры, рации, голоса, невысказанные слова, оставленные сообщения, остался далеко внизу, укутанный в дождь и облако разбившихся надежд.
Внутри салона самолёта было тепло, сухо, и даже почти стерильно. Лампочки “пристегните ремни” всё ещё горели. Люди раскладывали журналы, кто-то вытаскивал наушники, кто-то медленно листал новости, не зная и не догадываясь, что в этом же рейсе только что спасся или, наоборот, потерялся один человек, чья история всего пару часов назад назад могла повернуть совсем иначе.
Не думая ни о чём, что было странно для его деятельной натуры, Андрей сидел у окна. Сейчас он бездумно смотрел сквозь толстое стекло, где уже не было ничего, кроме рваного облачного полотна, но в его взгляде не было сосредоточенности. На данный момент он практически ничего не видел. Он проваливался – не в сон, а в ту бездну внутри себя, которую в нём вырезали всего лишь одним сообщением.
Он не знал, что за ним кто-то шёл. Не знал, что его искали. Что, возможно, ещё одно сообщение могло бы всё изменить. Что в здании осталась тайна, которую он унес оттуда неосознанно, как пассажир, случайно прихвативший не свой багаж, даже не подозревая, что внутри. Для него всё свелось к одному… Он больше не был нужен. Его любовь была отвергнута… Стерта… Разбита… Его чувства – уничтожены. И сейчас он летел прочь от этого. От всего того, что болело. Не к новому началу – а просто в сторону. Куда-то туда, где, возможно, ему будет менее больно.
Самолёт пробил облака и вышел в ровный поток. Ослепительно белый свет окутал салон, облачные вершины мягко растекались под крыльями, как замёрзшее море. Высота дала отстранённость. Как будто Андрей стал наблюдателем за собственной жизнью, летящим над ней, слишком усталым, чтобы плакать, слишком опустошённым, чтобы молиться.
Там, далеко внизу, где должны были быть встречи, улыбки, объятия, – осталась сцена, полная ошибок, недоговорённостей и промедлений. Осталась та молодая женщина, слишком поздно решившая вернуть того, кто уже уходил. Остались люди, не успевшие выполнить приказ. Осталась драма, вытесненная из времени гулом турбин.
А самолёт летел. Не зная, что несёт внутри себя не только чемоданы, но и новую развязку истории, которая пока ещё не закончена – просто отложена. На высоте десяти тысяч метров всё начиналось спокойно. Воздушный лайнер, серебристая стрела с тонкими изогнутыми крыльями, плыл по небу, как огромная, усталая птица. В салоне царило умиротворённое молчание. Свет был тусклым, мягким, а в динамиках тихо играла фоновая музыка. Большинство пассажиров либо дремали, либо бездумно смотрели в экраны, перелистывая фильмы или наблюдая за маленькой пиктограммой самолётика на электронной карте маршрута.
За