С еще большим тщанием эротический дресс-код соблюдается в тех ситуациях, когда реципиентом-наблюдателем оказывается не единственный партнер, а группа участников секс-вечеринки или посетители секс-клуба. В первую очередь здесь понятие дресс-кода может оказаться буквальным – в случае его несоблюдения носитель рискует не вызвать недовольство или недоумение партнера, но вовсе не быть допущенным к участию или впоследствии быть удаленным из зала. Практически любой клуб, постоянно функционирующий в режиме секс-вечеринок или время от времени устраивающий такие вечеринки, составляет строжайший набор правил и прилагает все возможные усилия для того, чтобы оповестить об этих правилах любого потенциального участника; далеко не в последнюю очередь эти правила касаются одежды участников. Некоторые из этих правил направлены на сохранение благожелательной расслабленной обстановки и на избежание откровенных конфликтов между гостями: так, для мужчин часто не поощряется полное обнажение в общих помещениях; на априорно гетеросексуальных вечеринках для мужчин обычно строго запрещено ношение женского белья (об этой особенности речь еще пойдет в разделе «Эротический костюм и гендер»). Для женщин правила мягче, но и здесь не поощряется, например, подчеркнутая маскулинность (не путать с «мужскими» элементами одежды – рубашкой, шляпой, галстуком, – о которых еще тоже пойдет речь) – например, ношение strap-on [14]; для представителей обоих полов могут запрещаться подчеркнуто иронические костюмы и белье с провокативными или оскорбительными надписями («Все бабы – суки», «Я трахал твою жену»). Другой явный признак нарушения дресс-кода – несоблюдение тематической направленности вечеринки: так, на «ванильных» [15] вечеринках мужчина может не пройти дресс-код, явившись в подчеркнуто-BDSM-костюме (женщине, впрочем, такая выходка может сойти с рук). Причина запрета – не только нарушение тематического единства и общего духа вечеринки: приведенный пример иллюстрирует трактовку костюма в терминах безопасности участников – мужчина, пришедший в «агрессивном» эротическом костюме, может проявить агрессивное сексуальное поведение, что не соответствует уже не костюмному, а поведенческому коду мероприятия. Даже если он не совершит никаких поступков, выпадающих из общего диапазона, его костюм будет снижать чувство безопасности у окружающих: мужчины будут недовольны присутствием столь агрессивно выглядящего соперника, женщины – присутствием потенциального агрессивного партнера.
В секс-клубах и на секс-вечеринках эротический костюм нередко берет на себя особую репрезентативную нагрузку: здесь сексуальное «я» должно функционировать как социальное «я» и принимать на себя все риски, сложности и ограничения, диктуемые социальной ситуацией. В силу этого, помимо формальных костюмных запретов, диктуемых организаторами мероприятия, здесь действует тот же механизм саморегулирования, который обеспечивает костюмное соответствие в повседневных социальных средах. Здесь наиболее явно проступает один из самых сложных для соблюдения балансов в костюме как таковом: баланс между сексуальной привлекательностью и построением дистанции между носителем и реципиентом. Секс-хеппенинг ставит всех участников в ситуацию, когда привычные костюмные коды, сообщающие нам о дистанции, предпочитаемой носителем, почти разрушаются: появление на людях человека в прозрачном пеньюаре или обтягивающих серебристых плавках традиционно означает для нас или необходимость госпитализации этого человека, или его готовность немедленно участвовать в той или иной сексуальной активности (или и то и другое, в любом порядке). Однако в ходе секс-хеппенинга, где такой костюм является не только нормой, но и – зачастую – требованием, код невербального общения изменяется, трансляция социальных и межличностных сообщений начинает происходить по иным принципам.
Так, в рамках костюма, который за пределами подобного хеппенинга трактовался бы как «эротический», можно диктовать совершенно внятную дистанцию другим участникам действа: например, женщина, надевающая поверх пары белья пеньюар (пусть и прозрачный, и отороченный красным мехом), может вполне четко сообщать о своем намерении сохранять неприкосновенность. Точно так же мужчина в кожаных брюках и кожаном жилете на голое тело, который в обычном ресторане воспринимался бы как вызывающе одетый сексуальный агрессор, в данном контексте может четко обозначать свою позицию наблюдателя, – если, конечно, его поведение не говорит об ином (заметим, что и здесь – хотя речь, казалось бы, идет об относительном обнажении по сравнению с бытовыми ситуациями – правило «больше одежды – меньше готовности к немедленному сексуальному контакту» нередко продолжает действовать и считываться).
В этих примерах речь идет не о зафиксированном коде, но о вполне доступном для считывания невербальном сообщении. Механизм дешифровки становится более тонким, «шифровальные таблицы» меняются, на место одних заступают другие: аналогичным образом обыватель может увидеть прохожего в армейской униформе и обозначить его для себя как «военного», в то время как другой военный в ходе профессионального разговора, безусловно, обратит внимание на костюмные маркеры воинского звания, статуса и места службы собеседника. Дополнительная сложность создается еще одним серьезным изменением в методах трансляции сообщений – изменением соотношения между костюмным языком,