* * *
Разговор с Машей стал той самой точкой, той финальной чертой, которая отсекла прошлое и полностью высвободила меня для настоящего.
Легкая грусть быстро улетучилась, оставив после себя лишь звенящую пустоту, которую тут же начала заполнять работа. Она стала для меня всем — спасением, одержимостью, единственной реальностью.
Последующие дни слились в один длинный, монотонный, но невероятно насыщенный марафон. Я превратился в сомнамбулу, в биоробота, запрограммированного на одну-единственную цель — довести свою модель до совершенства. Мой мир сузился до экрана монитора, до строчек кода, до переплетающихся линий на графиках. Все остальное перестало существовать.
Утро начиналось с пронзительной трели будильника, которую я едва слышал. Не открывая глаз, я нащупывал телефон, вызывал такси. Мозг включался только тогда, когда я садился в машину. Дорога до НИИ была лишь коротким переходом из одной фазы сна в другую. Водители сменялись, что-то говорили, играла какая-то музыка, но я ничего этого не замечал.
В кабинете СИАП я садился за свой стол и мгновенно проваливался в мир данных. Я перестал чувствовать время. Солнце вставало, заливая кабинет утренним светом, потом двигалось по небу и садилось, уступая место искусственному освещению, но для меня менялись только цифры на экране и сложность алгоритмов в моей голове.
Обеденные перерывы проходили на автопилоте. Я спускался в столовую, брал какой-то поднос с едой, механически поглощал ее, не чувствуя вкуса, и тут же возвращался обратно. Все мои мысли были там, в «Зоне-7М», в хитросплетениях «эфирной напряженности» и лунных циклов.
Коллеги, кажется, быстро поняли мое состояние и перестали меня беспокоить. Толик лишь изредка бросал на меня короткие, изучающие взгляды, Игнатьич перестал пытаться вовлечь меня в свои философские рассуждения, а Людмила Аркадьевна молча оставляла на моем столе термос с чаем, как безмолвный знак поддержки. Даже Гена, заглядывая пару раз из своей «берлоги», видел мое отрешенное лицо, качал головой и, не говоря ни слова, исчезал обратно. Они видели, что я «поймал волну», что я нахожусь в том самом состоянии «потока», о котором так восторженно говорила Маша. Только мой «поток» был настоящим, и он вел меня к реальной, осязаемой цели.
Я дорабатывал модель, доводя ее до совершенства. Внес поправочные коэффициенты, учел динамику «частиц При», ввел сложные весовые функции. Я научил нейросеть не просто распознавать паттерны, а предвидеть их развитие.
Я перелопатил гигабайты архивных данных, проверяя и перепроверяя каждую гипотезу, оттачивая каждый параметр.
На третий день этого безумного марафона я понял, что близок к развязке.
Модель работала стабильно, показывая на исторических данных почти 90% точность предсказания. Оставался последний штрих — научить ее заглядывать в будущее. Не просто анализировать прошлое, а строить вероятностный прогноз на несколько дней вперед.
Я знал, что не смогу уйти домой, пока не закончу. Одержимость была сильнее усталости, сильнее голода, сильнее здравого смысла. Я остался на работе, погрузившись в финальную, самую сложную часть своей задачи.
Ночь прошла как в тумане. Я пил кружками остывший чай из термоса Людмилы Аркадьевны, не чувствуя ни вкуса, ни температуры. Пальцы летали по клавиатуре, мозг работал на пределе своих возможностей, генерируя все новые и новые алгоритмические решения. Я чувствовал себя магом, плетущим сложное заклинание, где каждая строчка кода, каждая формула была частью магической формулы, способной приоткрыть завесу будущего. Трели и переливы клавиатуры аккомпанировали мне.
К утру, когда первые серые лучи рассвета начали пробиваться сквозь жалюзи, я закончил.
Модель была готова. Она была сложной, многоуровневой, но, как мне казалось, невероятно элегантной в своей логике. Она не просто анализировала прошлое. Она могла, основываясь на текущих показателях, с высокой долей вероятности предсказать время, интенсивность и даже некоторые характеристики следующего всплеска «неизвестной энергии» в «Зоне-7М» на ближайшие трое-четверо суток.
Я затаил дыхание. Настал момент истины. Я загрузил в модель самые последние, актуальные данные, полученные с измерительного комплекса за последние несколько часов, и запустил финальный расчет — прогноз на будущее.
Компьютер натужно загудел. На экране побежали строки вычислений. Я сидел, вцепившись в подлокотники кресла, и ждал. Секунды тянулись, как часы. Я чувствовал, что стою на пороге чего-то важного. Не только для НИИ, но и для себя. Это был мой экзамен, моя диссертация, мое посвящение в настоящие «маги» этого странного мира.
Наконец, расчет был завершен. На экране появилась таблица с результатами. Прогноз.
«Вероятность возникновения аномального всплеска энергии в секторе 7М-Альфа в течение следующих 72 часов — 87,4%. Предполагаемое время пика активности — через 48 часов +/- 3 часа. Предполагаемая интенсивность…»
Я смотрел на эти цифры, и у меня перехватило дыхание. Я сделал это. Я создал работающую прогностическую модель. Усталость, которая копилась все эти дни, разом отступила, уступив место какому-то тихому, пьянящему триумфу.
Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, пытаясь осознать масштаб сделанного. Нужно было немедленно показать это Орлову! Он будет в восторге!
Я вскочил и оглядел кабинет. Пусто. Никого. Странно, уже утро, а ни Толика, ни Игнатьича, ни Людмилы Аркадьевны. Даже Гена не высовывается из своей «берлоги». Может, сегодня какой-то праздник, о котором я не знаю?
Я посмотрел на часы в углу монитора. Они показывали 8:30 утра.
Я достал телефон и, немного поколебавшись, набрал номер Орлова. Было немного неудобно беспокоить начальника уже с утра, но мне не терпелось поделиться своим результатом.
— Алло? — раздался в трубке его сонный, но узнаваемый голос.
— Игорь Валентинович, это Алексей Стаханов. Извините, что так рано… Я не хотел вас беспокоить, просто…
— Алексей? — он, кажется, проснулся окончательно. — Что-то случилось? Какая-то нештатная ситуация?
— Нет-нет, что вы! — поспешил я его успокоить. — Наоборот. У меня все получилось. Модель… она работает. Она может предсказывать всплески. Я только что закончил. Но никого нет в отделе. Сегодня какой-то праздник?
В трубке на несколько секунд повисла тишина.
— Алексей… — сказал он наконец, и в его голосе слышалась смесь удивления, восхищения и отцовской укоризны. — Сегодня суббота. Выходной!
— Суббота? — удивленно и немного смущенно повторил я. — Выходной?
Он усмехнулся.
— Я так и думал. Ну, вы даете, Стаханов. Это, конечно, похвально, но так и до нервного истощения недалеко. Ладно, я очень рад вашему успеху. Очень. Но давайте договоримся так: сегодня и завтра — никаких аномалий. Полный отдых. Отсыпайтесь, гуляйте, ешьте нормальную еду. А в понедельник утром жду вас у себя в кабинете с подробным отчетом. И мы все обсудим. Идет?