— Так что, дорогие мои, — Амалия Фридриховна поставила чашку на блюдце. — Все ваши Косяченко — это просто пыль. Мелкая рябь на воде. Она мешает, раздражает, но не может остановить глубокое течение. Если вы знаете, куда плывете.
Она посмотрела на нас своим пронзительным, мудрым взглядом.
— А вы, как мне кажется, знаете.
Эта встреча, этот разговор за чашкой чая в старой профессорской квартире, дали мне гораздо больше, чем просто формулы и подсказки. Они дали мне перспективу. Понимание того, частью какой долгой и сложной истории я стал. И я чувствовал огромную благодарность этой строгой, элегантной даме, которая поделилась с нами не только своими знаниями, но и частичкой своей души.
Глава 31
Прорыв
Прощаясь с Алисой в воскресенье вечером у дома Амалии Фридриховны, мы оба понимали, что возвращаться сегодня в НИИ было бы бессмысленно.
Наши головы гудели от информации, полученной от старейшего сотрудника института. Мы были переполнены идеями, но вымотаны до предела. Любая попытка продолжить работу сейчас привела бы только к ошибкам.
— До понедельника, Леш, — сказала она, и в ее голосе звучала новая, теплая нотка. — Нам обоим нужно это… переварить.
— До понедельника, Алиса, — ответил я. — Спасибо за этот день.
Дорога домой прошла как во сне. Но это был не тревожный сон последних недель, а спокойный, светлый. Я чувствовал себя так, будто мне вручили ключ от всех дверей. Я знал, что теперь мы на правильном пути.
В понедельник я вошел в кабинет СИАП раньше всех, но уже не с тревогой, а с ясным, холодным чувством цели.
Я был не просто аналитиком, столкнувшимся с загадкой. Я был инженером, у которого на руках были чертежи решения.
Я включил компьютер и, не теряя ни минуты, начал переписывать свою прогностическую модель. Те элегантные, почти архаичные формулы, которые дала нам доктор Вундерлих, легли в основу нового алгоритма. Я вводил в код понятия, которые еще вчера показались бы мне бредом: «коэффициент гетерогенности среды», «частота резонансного затухания», «индекс полевой проницаемости». Это была совершенно иная математика. Она описывала не просто энергию, она описывала взаимодействие энергии и пространства, в котором она распространялась.
Не успел я толком погрузиться в код, как во внутреннем мессенджере пришло сообщение от Алисы.
«Привет, теоретик. Не спится?:)»
Я улыбнулся.
«Привет, алхимик. Уже работаю. Пытаюсь научить свою нейросеть говорить по-немецки, на языке формул начала двадцатого века».
«Отлично, — тут же пришел ответ. — А я всю ночь думала не над тем, почему это происходит, а над тем, как это прекратить. Пока ты будешь строить модель, я попробую набросать решение».
Наш рабочий процесс превратился в стремительный, идеально синхронизированный пинг-понг идей. Мы не сидели рядом, но были на связи каждую секунду. Я скидывал ей предварительные результаты симуляции, она в ответ присылала поправки и новые технические данные по «Гелиосу», которые «случайно находила» в старых архивах.
— Модель показывает, что ключевым фактором является не сама мощность импульса, а скорость ее нарастания, — писал я ей. — Чем резче фронт импульса, тем сильнее возникает «эхо».
— Логично, — отвечала она через минуту. — Это как удар колокола. Важна не сила, а резкость. Значит, нам нужно не снижать мощность, а сглаживать импульс.
— Но это же снизит эффективность трансмутации?
— Снизит. Но не критично. А если мы добавим в систему охлаждения кристалла дополнительный контур с суспензией на основе иттрия, это может сработать как… как демпфер. Он будет поглощать избыточные гармоники прямо в момент их возникновения.
Ее знание физико-химических процессов установки было феноменальным. Она чувствовала «Гелиос», как я чувствовал код. Она предлагала решения, которые казались мне скорее интуитивными, алхимическими, чем научно обоснованными, но когда я закладывал их в свою модель, графики сходились с пугающей точностью.
К обеду у нас было нечто большее, чем просто подтверждение.
У нас был результат.
Во-первых, мы окончательно и неопровержимо доказали, что «блуждающая аномалия» является прямым и предсказуемым побочным эффектом работы «Гелиоса» в определенном, нештатном режиме, вызванном резонансным усилением в городской среде.
Во-вторых, мы поняли механизм этого явления. Уязвимость была не в системе безопасности, а в самой физике процесса, которую не до конца понимали даже создатели установки. Они построили гоночный болид, но не учли, что на улицах города есть перекрестки и лежачие полицейские.
И в-третьих, самое главное, у нас было решение.
— Смотри, — написала мне Алиса, прикрепив к сообщению какую-то сложную схему. — Я смоделировала это на нашем симуляторе. Если мы модифицируем протокол запуска, добавив несколько предварительных низкочастотных импульсов, это «прогреет» среду, снизит ее резонансные свойства. А затем, если в саму систему мы интегрируем вот этот небольшой гасящий контур… — она прислала чертеж устройства, похожего на сложную антенну, — он будет работать как фильтр, поглощая то самое «эхо» еще до того, как оно выйдет за пределы лаборатории. По твоей модели, это должно сработать?
Я быстро ввел предложенные ею изменения в свою симуляцию. Новые поправочные коэффициенты, измененные входные параметры. Я затаил дыхание и нажал «Enter».
Компьютер на несколько секунд задумался, пересчитывая вероятности. А потом выдал результат. На всех графиках, где раньше бушевали пики аномальной активности, теперь была почти ровная линия. Уровень побочного излучения падал на 99,8%.
Мы сделали это. Мы не просто нашли проблему. Мы нашли способ ее безопасной нейтрализации. И это решение было плодом нашего странного союза — союза строгой математики и почти интуитивной «алхимии».
Я откинулся в кресле, чувствуя невероятную легкость и опустошение.
«Алиса, — напечатал я. — У нас получилось. Модель показывает полное подавление аномалии».
* * *
Я откинулся в кресле, чувствуя невероятную легкость и опустошение.
Мозг, работавший последние часы на пределе, казался опустевшим.
Мы сделали это!
Я смотрел на ровные линии графиков на своем мониторе, и они были самым прекрасным, что я когда-либо видел.
«Алиса, — напечатал я в мессенджер. — У нас получилось. Модель показывает полное подавление аномалии».
Ответ пришел через пару секунд, но он был неожиданным.
«Я знаю. Пойдем в кафе, обсудим, как мы будем подавать это Орлову».
Идея была правильной. Врываться к Орлову прямо сейчас, размахивая графиками, было бы ошибкой. Наш триумф был хрупким. Одно дело —