И тут я увидел Димины глаза. Он, раздираемый на части телефонными звонками, вопросами разного начальства, рапортами прибывающих офицеров, вдруг развел руками, словно отбрасывая всех от себя, и шагнул ко мне. Глаза у него были какие-то незнакомые, я не берусь описать их выражения.
– Вася, – сказал он, – мы делаем все, что можем… Бублик и Ольга на десятом, в киностудии.
Старый пожарный
Как только Ольга приступила к экзекуции, явилась вся компания – насладиться моими воплями. В первые минуты жгучка жжет огнем, и Дед, чтобы смягчить мои муки, направил на пылающее место струю от вентилятора – новый взрыв веселья.
От дальнейших издевательств меня спасло только то, что Диме не терпелось доложить важную новость: Леша потерпел крупную неудачу. Под Новый год он влюбился в смазливую девчонку-парикмахершу, с неделю каждый день бегал к ней стричься-бриться, потом, осмелев, пригласил в кино и наутро явился на службу пьяный от счастья; и кто знает, чем закончился бы этот бурный роман, если бы в порыве откровенности Леша не проболтался, что работает пожарным.
Повторив для непосвященной Ольги эту историю, Дима сложил губы трубочкой и проворковал: «Ах, пожарным? В мое кресло больше не садись – наголо остригу!»
– Не так все было, – запротестовал Леша, – насчет остричь Надя даже не заикалась, это Дмитрия Сергеича художественная самодеятельность!
– Не принимай близко к сердцу, Леша, – посочувствовала Ольга. – Может, оно и лучше, что сразу.
– А я и не принимаю! – пробурчал Леша. – И не так уж она мне нравилась, подумаешь, звезда экрана!
– Бывает, – философски заметил Дед. – Молодая девка – она дура, ей не сам человек нужен, а фикция, обложка. Не горюй, Леха, на твой век ихней сестры хватит, ты только со своим рылом за смазливой не гонись, смазливые – они сороки, на блестящее клюют.
– Словечко-то какое – рыло, – поморщилась Ольга.
– Ну морда, – пошел на компромисс Дед. – Вообще-то, можно сказать – лицо, да только нос у Лехи нашлепкой и пасть уж очень велика, телевизор влезет.
– У тебя лучше, – проворчал Леша.
– И у меня такая же, – охотно согласился Дед. – Ничего, Леха, морда бородой зарастет, зато всего остального бог тебе отвалил на двоих. На центнер тянешь?
– Сто четыре кило, – расплылся Леша. – Утром, до завтрака.
– И кто тебя за язык тянул? – упрекнул Слава. – Сказал бы, что яблоки доводишь до потребителя в «Овощах – фруктах» или, еще лучше, принимаешь макулатуру в обмен на абонементы, никакая девка бы не устояла. Лично я для своей Наташи был адъютантом командующего военным округом и саморазоблачился только тогда, когда она родила мне Мишку. Дима, а кем ты был до свадьбы?
– Я не опускался до вранья, – высокомерно ответил Дима. – Я просто и честно сказал Лизе, что работаю ассистентом режиссера.
– Вам хорошо смеяться… – уныло проговорил Леша.
– Не слушай их, брехунов, – неодобрительно сказал Дед. – Говори правду, так, мол, и так, тушу пожары, а ежели тебе артиста надо или завмага – топай к… Туда, одним словом, не при Лёле будь сказано… А с другой стороны, в самом разе, чего в нашем брате хорошего? Когда, помню, лет тридцать назад тушили склады утильсырья – вы все тогда еще под стол пешком ходили, а Лехи и в проекте не было, я так всякой гадостью пропитался, что Варя, светлая ей память, три дня домой не пускала, живи и отмывайся, говорит, в казарме, ребенок, то есть Васька, тебя пугается и кашлем заходится. А теперича от этого самого Васьки после пожара люди шарахаются, как от домового, который из печки вылез. Какие мы женихи? Трубочисты!
– Тебе бы, Дед, молодежь в пожарное училище вербовать, – сказал я. – Высоты открываешь, перспективы.
– И не надо ничего скрывать! – поддержала Деда Ольга. – Каждый человек должен знать, на что идет, я – за естественный отбор, в пожарной охране должны остаться достойные. А если человек стыдится своей профессии, пусть уходит, его можно только пожалеть, как… тяжелобольного.
– Вот это правильно! – пылко подхватил Леша. – Я ей так прямо и сказал – дура!
– Остроумно, – похвалил Дед. – Она еще к тебе прибежит, Леха, попомни мои слова, такие женихи, как ты, на улице не валяются – не окурки. А вообще-то, жениться надо так, как этот прохвост Уленшпигель. Слышали? Как-то вечером, часов, помню, в одиннадцать, возвращались мы с пожара в караул, а нас по дороге диспетчер удачно перехватила и послала тушить квартиру. Минуты через две прибыли, видим дым из квартиры на третьем этаже. Включились в КИПы, выломали дверь, быстро нашли очаг – телевизор включенный горел: сколько ни пишут в газетах, чтоб не оставляли эту технику без присмотра, как горохом об стенку. А что такое сегодняшняя квартира? Синтетика, тряпки да книги, почти все выгорело. Дыму было много, разогнали его, ищем людей – кто-то ведь включил телевизор, туда заглянули, сюда – нет никого. А тут гул стих, воду перекрыли, слышим – вроде кто-то напевает. Уленшпигель дерг за дверь санузла – видит, девчонка с зажмуренными глазами под душем нежится, «по статистике, девять ребят» мурлычет. А Уленшпигель, как всем известно, человек деликатный и воспитанный, иностранные языки знает. «Мерси, – говорит, – я вам, случайно, не помешал? С легким паром вас!» Девчонка, конечно, в визг – страшилище такое входит, в черной боевке, рыло в копоти – и бац-бац ему по этому самому рылу. Тут дым в ванную повалил, девчонка в новый визг, а Уленшпигель вежливо ее облапил, вынес на лестницу и за халатиком сбегал, чтобы прикрылась. И что вы думаете? Оценила деликатное обращение, за битое рыло извинилась – словом, познакомились. Девка в слезы, без квартиры и барахла осталась, а Уленшпигель, который как раз комнату получил, великодушно предлагает: иди, говорит, ко мне домываться, а то чувствую, говорит, неловкость, что помешал, только губку с собой возьми, потому что я привык отдраиваться наждачной бумагой, а у тебя, успел, извиняюсь, заметить, кожный покров исключительно белый и нежный, как у гурии из «Тысячи и одной ночи».
– Это в книжке про Синдбада-морехода, – пояснил Бублик из своей комнаты. – Гурии – это волшебные красавицы, в купальниках.
Дед заахал, замахал на нас руками и побежал ругаться с внуком.
Из десяти тысяч профессий, которые имеются в подлунном мире, свою Дед полагал особо почетной. Ну, с некоторыми оговорками еще и профессию врачей, но только тех, которые «в самом разе спасают, а не стукают по ногам молоточками и выписывают химическую отраву для