Я поблагодарил бороду за предупреждение и с безрассудной храбростью двинулся вперед, так же фыркая и взбивая ногами воду. Я старался делать все, как приказывал инструктор. Убедившись, что я фыркаю уже не хуже других, я осмелел, замахал руками, словно отбиваясь от мухи, и поплыл вперед. Проплыл много, не меньше метра. Потом в полном соответствии с известным законом Архимеда погрузился в воду, вытеснив ее не менее кубического метра. Инструктор вытащил меня на берег и велел не лезть «наперед батьки в пекло». Хотя «батьке» было лет двадцать, я не возражал.
Между прочим, могу дать совет. Если вы хотите научиться плавать, не обращайте внимания на пострелят, которые все время подплывают к загону и спрашивают: «Дяди, а это правда, что вы в декретном отпуске?» Я лично на них внимания не обращал.
Я был самым исполнительным учеником на свете. Я слушался инструктора, как когда-то отца, бравшего в руки ремень с медной бляхой. Я верил в инструктора, как в идола. Скажи он мне: «Тони!» – и я выпил бы целую реку с легкой улыбкой на верующем лице. Мои успехи были феноменальны. С каждым занятием живот отступал, пока не обратился в беспорядочное бегство. Он таял на глазах. Я надевал брюки, которые еще месяц назад не лезли выше коленей. А недавно инструктор сказал, что я «славный малый». Через недельку он решил выпустить меня из загона. Я уже знаю, что сделаю в первую очередь: подплыву к рыжему чертенку с облупленным носом, который над нами измывался, и окуну его в воду. Я весь горю от желания скорее это сделать.
А вчера я взвешивался. Похудел на десять килограммов! Теперь жена уже не называет меня тамбовским окороком с высшим образованием. Она отнесла к портному перешивать мой костюм и впервые в жизни не поставила мне в пример брата Васю. Могу поделиться еще одной радостью: сегодня я делал зарядку и достал пальцами чуть ли не до щиколоток.
Вот какая это чудесная штука – плавание!
Каким должен быть папа
Я знал одного писателя, автора толстых и многоплановых романов, битком набитых действующими лицами. Нужно было только посмотреть, как ловко он управлялся со своими героями. Он их хвалил, разоблачал, убеждал, осуждал, награждал, женил, влюблял и так здорово мотивировал их поступки, что читатель восторженно говорил самому себе: «Ах, какой он сердцевед, этот писатель Н.! Какой он проницательный! Все насквозь просвечивает!»
Я видел писателя Н., когда он разбирался в сложнейшей драматической коллизии. Его восьмилетний сын раздобыл ключи от буфета и очистил от варенья банку так здорово, что ее можно было тут же сдавать в посудную лавку. Писатель анализировал этот поступок, ссылаясь на выдающиеся авторитеты мировой педагогической мысли. Я в жизни не слышал более аргументированной речи по поводу кражи варенья из буфета. Будь я на месте презренного воришки, то провалился бы сквозь паркет от стыда. Но сын писателя был устроен по-иному. Не скрывая своего равнодушия, он некоторое время слушал папочкин доклад, потом поморщился и сказал:
– Включи лучше телевизор, батя, пока я не заснул.
Писатель напряг последние силы и запустил в сына длиннющей цитатой из Песталоцци, но добился лишь того, что аудитория откровенно зевнула. Тогда оратор сменил красноречие на обыкновенный ремень ценою в полтинник и сразу же добился заметных успехов.
Отсюда вовсе не следует, что я разделяю подобные методы убеждения, упаси бог! Я просто хотел показать, что быть папой – дело совсем не такое простое, каким оно кажется на ступеньках загса.
Каким же должен быть папа? Я некоторое время изучал этот вопрос и не делаю тайны из своего исследования.
Можно быть великим поэтом, автором целого километра стихов, можно быть гениальным актером и повергать в трепет потрясенную публику – для существа в коротких штанишках это значения не имеет. Ибо он видит папу в основном в пижаме, а домашняя пижама, как ничто другое, лишает человека ореола. Я даже про себя думаю, что если бы сам Ганнибал при Каннах вел свои войска в атаку, сидя на слоне в домашней пижаме, то римским легионам угрожала бы только одна опасность – надорваться от смеха.
Поэтому я считаю, что в деле воспитания ребенка не может быть пустяков. Даже ваша одежда и та имеет грандиозное воспитательное значение. Из этого, конечно, не следует, что генерал, например, должен надевать парадный китель с орденами, если его сын вылил на собаку флакон маминых духов. Но всякий папа, воспитывая в сыне добрые начала, обязан выглядеть внушительно: когда судья не вызывает уважения, наказание на пользу не пойдет.
В глазах ребенка папа должен выглядеть человеком, сотканным из одних достоинств. Если ваш чертенок увидит, что у папы есть хоть один недостаток, все погибло. Мои соседи однажды нарушили этот принцип: из их короткого, но выразительного диалога пятилетний сын с невероятным изумлением узнал, что его папа – осел. К этой моральной травме прибавилась и физическая, поскольку папа довольно нервно реагировал на попытку сына уточнить свое происхождение. Безусловно, авторитет папы, которого мальчишка мысленно наделяет ослиными ушами, недостаточно высок. Поэтому следует заключить с женой джентльменское соглашение: говорить правду друг другу в глаза только при закрытых дверях.
Нужно добиться того, чтобы каждое ваше слово было исполнено высокого смысла. «Ибо так сказал папа!» – вот что должно быть законом для ребенка. Говорите медленно, с достоинством, соблюдая осторожность, чтобы не ляпнуть какую-нибудь чушь, за которую ваш мальчишка не замедлит уцепиться мертвой хваткой. В конце вашей речи, нашпигованной страшными примерами и сравнениями, должна быть мораль, как в басне. Воспитательная речь без морали не стоит выеденного яйца. Однажды, когда мой сын скатал на крыше снежный ком и сбросил его на голову прохожему, я состряпал довольно сильное обвинительное заключение. Я начал с испанских инквизиторов, пригвоздил к позорному столбу колонизаторов, заклеймил жестокость во всех ее формах и уже