Его выводы стали еще одним подтверждением того, что останки принадлежат Коре. Это подтверждали и некоторые фрагменты одежды, зарытые рядом с останками. «Мы показали друзьям Белль найденное нами нижнее белье, — писал Дью, — и они сумели определить, что оно похоже на то, которое она обычно носила» [690].
Все эти сведения оказались полезными, однако само тело в его расчлененном полужидком виде никак не позволяло определить, что же стало причиной смерти. В конце концов доктор Уилкокс, проводя в своей лаборатории в больнице Святой Марии химический анализ внутренних органов покойной, обнаружил присутствие в них «одного из мидриатических {68} алкалоидов растительного (овощного) происхождения, каковых в природе существует лишь три: атропин, гиосциамин и гиосцин [Уилкокс написал „hyoscin“, а не „hyoscine“]». Дополнительные испытания позволили сузить этот набор вариантов до одного-единственного вещества — гиосцина, «сильнодействующего наркотического яда». Это вещество использовалось в медицине редко — как «седативное средство при бредовых и маниакальных состояниях, а также при менингите», но доза четверть грана могла оказаться смертельной. Уилкокс обнаружил две седьмых грана {69} в желудке, оставшейся почке, кишечнике и печени [691].
«Токсикология такого еще не знала», — отмечается в одной из работ об этом деле. Имеется в виду, что раньше, по-видимому, никто не использовал данный яд для убийства [692].
* * *
На протяжении июля, пока патологоанатомы пытались отыскать улики путем изучения мертвого тела, Дью бился над ответом на самый насущный вопрос, касавшийся живых: где, собственно, Криппен и ле Нев? «Они могли уехать куда угодно, — отмечал инспектор, — при условии, что у них имелось достаточно средств на оплату пути». Проверка банковских книг показала, что в день исчезновения Криппен снял 37 фунтов с совместного счета супругов. В ходе дальнейших изысканий установили: через два дня после того, как Кору в последний раз видели живой, доктор озаботился тем, чтобы заложить ее драгоценности в ломбард. Он выручил за них 80 фунтов [693].
Дью считал, что Криппен попытается сбежать за границу. «Ярд» взял под наблюдение гостиницы, транспортные конторы, железнодорожные вокзалы и станции, порты, суда, отправляющиеся к далеким берегам, а кроме того, просил зарубежные управления полиции держаться настороже. «Поиски беглеца во Франции приняли неожиданный оборот, — писала The New York Times. — Здешняя полиция уверена, что Криппен выдает себя за женщину, и полицейским разослали описания, где указано, что это один из вероятных вариантов маскировки». В Британии внимание прессы к этому делу вызвало целый шквал сообщений о том, будто кто-то где-то якобы видел Криппена. «Что уж говорить о многих десятках этих ложных сигналов тревоги, — писал Дью. — Дня не проходило, чтобы из какой-то части страны не поступало известие о том, что там видели Криппена и мисс ле Нев. Иногда выходило так, что их заметили в дюжине разных мест одновременно» [694].
13 июля сотрудники Речной полиции Темзы поднялись на борт канадского парохода «Монтроз» (на Миллуоллской пристани, в Восточном Лондоне), где раздали пассажирам и команде подробное описание Криппена и ле Нев. Шансы на успех были невысоки, однако все же стоило попробовать [695].
Через три дня Скотленд-Ярд выпустил плакат «Разыскиваются». На нем были помещены фотографии и описание внешности Криппена и ле Нев под большим заголовком, набранным прописными буквами: «УБИЙСТВО И РАСЧЛЕНЕНИЕ». The Daily Telegraph назвала развернувшуюся охоту на преступников «наиболее систематическими и всеобъемлющими поисками из всех, какие в ходе своих расследований предпринимала за последние годы полиция». Газета отмечала, что «Ярд» «стремится пролить свет на эту загадку, работая в условиях сильного общественного давления» [696]. В тот же день Дью обратился в Полицейский суд на Боу-стрит за ордером на арест Криппена и ле Нев —
…поскольку они в феврале 1910 года, 2-го числа или около того, по адресу Хиллдроп-Кресент, 39 (близ Камден-роуд), в вышеозначенном районе и графстве, умышленно убили женщину по имени Кора Криппен (она же — Белль Эльмор), по-видимому, являвшуюся женой Хоули Харви Криппена, а затем расчленили ее тело и зарыли часть останков в угольном подвале указанного дома [697].
«Что касается исчезнувших мужчины и женщины, первая неделя не принесла совершенно никаких результатов, — писал Дью позже. — Шли дни. По-прежнему никаких новых улик. Я уже начал слегка волноваться».
20 июля The Dundee Evening Telegraph в очередном кричащем заголовке провозгласила: «ПОЛИЦИЯ ВСЕГО МИРА ТЩЕТНО БЬЕТСЯ НАД ЗАГАДКОЙ КРИППЕНА, НО ПОСТОЯННО НАЧЕКУ». Газета сообщала, что Скотленд-Ярд решил предложить награду 250 фунтов за любые сведения, которые позволят арестовать пару беглецов. Тянулась уже вторая неделя — и по-прежнему не поступало никаких обнадеживающих новостей; каждый новый день лишь работал на «первого всемирно известного беглеца от правосудия». Вечером 22 июля Дью, физически ощущавший напряжение, сгустившееся вокруг этого дела, сидел у себя в кабинете, когда ему принесли телеграмму из ливерпульской полиции. В тот день ее сотрудники получили беспроводную маркониграмму {70} Генри Кендалла, капитана «Монтроза» [698]. В ней говорилось:
Питаю сильные подозрения, что Лондонский Подвальный Убийца Криппен и его сообщница находятся среди пассажиров, плывущих первым классом. Усы сбриты, отращивает бороду. Сообщница одета мальчиком, однако по голосу, манере и сложению это, несомненно, девушка [699].
Дью почувствовал, как на него накатывает «волна оптимизма». Он признавался: «Всю мою усталость вдруг как рукой сняло» [700].
* * *
Парочка взошла на борт «Монтроза» в Антверпене 20 июля, в среду. Беглецы заранее заказали билеты в Брюсселе — под видом мистера Джона Робинсона, 55 лет, и его 16-летнего сына Джона Джорджа Робинсона, двух детройтцев. На каждом был коричневый костюм, серая фетровая шляпа и белые парусиновые туфли; из багажа у них имелся лишь небольшой чемодан. Поначалу капитан Кендалл не обратил на эту пару особого внимания, пока не стал невольным свидетелем одного интимного момента на палубе. «Когда я увидел, как мальчишка сжимает руку мужчине, то подумал: в этом есть что-то странное, необычное, — признался капитан позже. — Мне тут же пришло в голову: может быть, это Криппен и ле Нев?»
Капитан поделился своими подозрениями со старшим помощником и стал держать странную пару под наблюдением. Утром в пятницу, 22 июля, Кендалл завел с «мистером Робинсоном» разговор о морской болезни среди пассажиров.
— В ответ на мои наблюдения, — отмечал Кендалл, — он перечислил несколько средств, употребляя медицинские термины. Это совершенно убедило меня в том, что передо мной медик. Я также заметил, что у мистера Робинсона приплюснутая переносица, а это соответствовало описанию из полицейского циркуляра; кроме того, на носу