Когда я добавлю, что мы записали более двух тысяч заявлений свидетелей (в нашей стране еще ни в одном уголовном расследовании не было столь огромного количества показаний), вы наверняка получите хоть какое-то представление о той непомерной работе, которую мне предстояло выполнить. Я подготовил более ста пятидесяти свидетелей к выступлению на процессе… Требовалось проследить через банки снятие денег со счетов мисс Манди, мисс Барнем и мисс Лофти. Уже одно это оказалось колоссальной задачей. Я мог бы посвятить целую книгу описанию лишь этой части моего расследования [791].
Не было уже никаких сомнений, что Смит убил трех своих невест, однако Нилу по-прежнему не хватало решающих доказательств, если не считать ошеломляющей серии «совпадений». В каждом случае именно Смит последним видел жертву живой, затем устраивал так, чтобы выйти за чем-нибудь в момент ее смерти (очень удобное алиби), — и всегда первым обнаруживал ее труп по возвращении. Семьи всех трех жертв прониклись неприязнью к Смиту, едва познакомившись с ним. Коронерское следствие во всех трех случаях проводилось почти сразу же после смерти, что мешало скорбящим родным и близким присутствовать при этой процедуре.
Между тем следователей ждали новые неожиданности. Пресса широко освещала историю с утонувшими невестами, фотографию Смита напечатали многие газеты, и в итоге объявились еще две женщины, имевшие прямое отношение к делу. Элис Ривил заявила, что вышла за Смита 17 сентября 1914 года, после того как он ухаживал за ней 10 дней. Эдит Пеглер заявила, что она нынешняя жена Смита и что они женаты уже семь лет [792].
Элис описала свой брак как короткий и катастрофический. Через пять дней после обмена брачным обетами Смит обчистил банковский счет Элис, оставив ее ни с чем.
— У меня после этого остались только несколько шиллингов да одежда, которая на мне, — призналась она. — Он украл все мои сбережения, всё, что я скопила за свою жизнь [793].
Это породило новые вопросы — ведь получалось, что Смит женился на Элис Ривил через девять месяцев после смерти Элис Барнем и за три месяца до того, как Маргарет Лофти приняла свою роковую ванну. Почему же Ривил не разделила их печальную судьбу? Столь же загадочным казался брак Смита с Эдит. Он женился на ней в июле 1908 года, вскоре после того, как она стала работать у него в качестве экономки. Женщина верила, что он торговец антиквариатом, часто разъезжающий по делам. Он всегда возвращался из этих «деловых поездок» с огромными деньгами — и добился, чтобы Эдит никогда не задавала слишком много вопросов.
— Он мне говорил, — рассказывала Эдит, — что, если я буду мешаться в его дела, у меня больше не будет в жизни ни единого счастливого дня. Мол, мир большой, он запросто все бросит и уедет, а я останусь горе мыкать [794].
В последний раз она видела его перед самым Рождеством 1914 года.
— Мы тогда жили в меблированных комнатах на Кенсингтон-авеню, дом десять, это в Бристоле. И я сказала — хочу ванну принять, — вспоминала она. — А он мне: «Вот в эту ванну полезешь? — И показал на ванную комнату. — Ты с этими штуками поосторожней, а то ведь женщины часто в них умирают. Слабое сердце или там обморок — и все».
Вскоре он отбыл в очередную «деловую поездку», однако на сей раз так и не вернулся. Теперь она с ужасом осознала почему [795].
Исследуя путаные клочки прошлого Смита, инспектор Нил сделал еще одно тревожное открытие. В январе 1898 года под псевдонимом Джордж Оливер Лав Смит женился на некоей Кэролайн Торнхилл. Полицейские в конце концов обнаружили ее в Канаде и убедили вернуться в Англию, чтобы она помогла «Ярду» в расследовании. Ее рассказ показал Джорджа Джозефа Смита во всей его порочности [796].
Сын страхового агента, Смит родился в январе 1872 года и с ранних лет проявлял преступные наклонности. В детстве он часто попадал во всякие неприятные истории и уже в девять лет очутился в исправительном доме для малолетних преступников. Семь лет строжайшей дисциплины и частых наказаний «розгами и тростью» совершенно не исправили мальчика. После освобождения он взялся за старое, и вскоре его присудили к шести месяцам принудительных работ за кражу велосипеда. Позже он рассказывал Кэролайн, что после отбытия этого срока записался в армию и три года прослужил в Нортхэмптонширском полку, однако Нил «не придал особого значения этому мнимому рвению». В 1896 году Смит снова некоторое время провел в тюрьме, на сей раз получив срок за несколько более масштабное воровство. Оказавшись на свободе, он открыл пекарню в Лестере. Именно там в декабре 1897 года познакомился с Кэролайн. Уже через несколько недель они поженились. Ему было тогда двадцать шесть, ей — восемнадцать [797].
Пекарня вскоре разорилась, так что супруги стали отчаянно нуждаться в деньгах. Муж убедил жену пойти работать экономкой и воровать у хозяев, что она и делала (один из хозяев был церковнослужителем, но это ее не остановило). Парочка то и дело переселялась с места на место, живя на краденые деньги и драгоценности, пока Кэролайн не арестовали в Гастингсе за воровство и не отправили на три месяца в тюрьму. Смит не стал ее дожидаться и быстренько смылся [798].
5 ноября 1900 года, через год после освобождения, Кэролайн случайно увидела Смита на Оксфорд-стрит — он слонялся по улице, разглядывая витрины.
— Я позвала полисмена и добилась, чтобы его арестовали, — рассказала она. — Когда его брали, он меня поливал жуткой бранью, кричал, что голову мне отшибет, если до меня доберется.
Она испытала некоторое удовлетворение, когда Смита посадили на два года, но все-таки сбежала в Канаду, чтобы раз и навсегда от него отделаться [799].
* * *
Пока полиция пыталась сориентироваться в запутанном лабиринте личной жизни Смита, патологоанатом Спилсбери старался окончательно выяснить реальную причину смерти Бесси Манди, Элис Барнем и Маргарет Лофти. Все три роковые ванны теперь стояли в кладовой полицейского участка Кентиш-Тауна, и именно там Спилсбери размышлял над этой тайной. Он сосредоточил усилия на кончине Бесси: коронерское следствие постановило, что здесь сыграла роль эпилепсия, но Спилсбери считал это маловероятным. В семье Бесси никто не страдал эпилепсией, да и у нее самой ни разу в жизни не случалось эпилептического припадка — по крайней мере до того самого дня, когда она умерла. Впрочем, патологоанатом,