Она оставила их, не теряя достоинства: дверь она закрыла, а не хлопнула ею. Черная тень сомнения окутала разум Билла еще плотнее. Моника бросилась к нему, и он прижал ее к себе.
– Почему ты просил Фрэнсис Флёр передать мне, чтобы я не оставалась с ней наедине? – спросила Моника шепотом.
– Потому что это был ее голос – но полной уверенности у меня на этот счет, ей-богу, нет!
– И она писала те письма.
Он резко обернулся:
– Ты в этом уверена?
Моника выдвинула ящик стола, достала оттуда лист с машинописным текстом и письмо и протянула их Биллу. Ее пальцы при этом слегка дрожали.
– Вот, – тихо сказала Моника. – Она писала письма – только, как ты говоришь, полной уверенности у меня на этот счет, ей-богу, нет.
Было очевидно, что все совпадает. Он положил оба листа на столешницу и разгладил их. Даже не будучи графологом, он не мог не заметить схожести, и почувствовал, как его сознание накрывает зыбкая волна.
– Бедная Тилли! – проговорил он.
– Почему бедная?
– Потому что все не так, дорогая. Даже если это действительно написала Тилли, даже если это действительно она кричала за окном, я не могу избавиться от чувства, что она делала это из лучших побуждений и уж никак не хотела причинить тебе вреда. Я не могу поверить в обратное, даже имея очевидные тому доказательства. Погоди-ка, у меня в кабинете есть увеличительное стекло. Рассмотрим этот почерк получше.
Он сходил за увеличительным стеклом. Движения его были механическими: он все еще пребывал в ошеломлении оттого, что Моника его любит. Ему хотелось прийти к какому-нибудь блестящему умозаключению. Поднеся увеличительное стекло к словам на бумаге, он стал их разглядывать, но от этого занятия его оторвал крик.
Крик испустила своим дребезжащим голосом Тилли: за оглушительным воплем последовал сдавленный кашель. Раздался тяжелый глухой звук, будто кто-то затопал по полу, и грохот опрокинутого стула. Билл Картрайт бросился к двери, но его опередила Тилли, которая распахнула ее, цепляясь за створку.
Она держала сигарету на расстоянии вытянутой руки, тщетно пытаясь сосредоточить на ней свой взгляд. Сигарета расплывалась у нее в глазах. Другой рукой Тилли ухватилась за косяк: ее красные ногти впились в него, поцарапав краску. Лицо у нее было точно такое, как у мальчугана, впервые затянувшегося трубкой: перекошенное, обалдевшее и покрытое испариной.
– Она отравлена, – пробормотала Тилли. – Эта сигарета, что вы мне дали, она отравлена. Вы хотите меня убить. Вы…
Лихорадочным движением она метнула сигарету в Монику. Сигарета срикошетила от стола и упала на линолеум, рассеяв вокруг тлеющие частички табака. Тилли захрипела, и дыхание в ее легких пресеклось. Прижимая руки к горлу, с выражением полнейшего изумления и страха на лице, она попыталась прислониться к двери, прежде чем бесформенной кучей осела на пол.
4
– Назад! – крикнул Билл. – Назад, я тебе говорю!
Он остановил Монику не потому, что она кинулась к обмякшему телу у двери. Он остановил ее, чтобы поднять сигарету, испускавшую завитки тягучего и сладковатого дыма. Билл оттеснил Монику и пинком отправил сигарету в другой конец комнаты. Потом подул, разгоняя дым руками. В его голове щелкнуло, будто открылся некий затвор, и он четко увидел, в чем состоял план.
– Но почему… Почему?..
– Потому что сигарета предназначалась тебе. Это был точный расчет: Тилли не станет курить английские сигареты, а я курю только трубку. Том Хэкетт, единственный, кто, помимо нас, работает в этом здании, вообще не курит. Но Тилли ее все-таки закурила.
– Откуда ты знаешь? И что в ней было?
– Там была белладонна. Это один из немногих ядов, что можно без особых усилий и познаний превратить в смертоносный газ, просто пропитав табак жидкостью.
В горле у Картрайта стало сухо. Он подошел к Тилли и склонился над ней.
Она умирала.
– Подонок снова нанес удар… – добавил он с яростью. – У меня в столе об этой отраве целая стопка записей.
Глава двенадцатая
Сомнения относительно случайной сигареты
1
Пункт первой помощи на студии «Пайнхэм» находился в том самом переходе с бетонными стенами, откуда можно было попасть в съемочные павильоны. Теперь этот коридор был ярко освещен и, как никогда, походил на аэропорт. Врач вышел и прикрыл за собой дверь.
– Это все, что мы хотим знать, – сказал Билл. – У нее есть хоть малейший шанс?
– Крошечный, – произнес врач, – он настолько мал, что я не стал бы питать никакой надежды. Эта отрава, когда ее проглатывают, действует довольно медленно. Если доза не слишком велика, ее можно вовремя распознать. Но когда она через легкие попадает напрямую в кровь в виде газа, тут уж вы и сами видели, как быстро проявляются симптомы. Надейтесь на лучшее и молитесь.
– Что вы предприняли?
– Горячий кофе и инъекции пилокарпина. Кофе, конечно, подействует в том случае, если нам удастся ее им напоить. Она бредит и говорит о ком-то, кто подделал чек и какие-то письма. – Врач бросил на Билла и Монику тяжелый взгляд. – Я полагаю, вы понимаете, что об этом придется сообщить в полицию?
– В полицию? – повторил Билл. Собственный голос отдался в его ушах громовым эхом. – Это то, на чем я и сам настаиваю. Нашелся бы только толковый полицейский. Если бы такой нашелся! Но наверняка будут сплошные олухи, пока снова что-нибудь не произойдет.
Моника одернула его за рукав:
– Билл, я только что вспомнила: на студии сейчас какой-то полицейский. Из Скотленд-Ярда.
– Откуда?
– Из Скотленд-Ярда. Его фамилия… – Она напрягла память. – Мастерс, по-моему.
– Мастерс здесь? Где он?
– С неким мистером Маршлейком. И со всеми остальными. По крайней мере, он был здесь некоторое время назад. Я не знаю, где он сейчас.
Даже теперь было трудно осознать, что жизнь перевернулась вверх дном и что всего в нескольких футах от них лежит умирающая Тилли Парсонс, отравленная белладонной. Действовать надо было быстро. Они привезли ее из Старого здания на машине Билла, которой тот никогда не пользовался для поездок в город и всегда держал под рукой на студии. Сколько протянет Тилли, зависело от того, каким количеством яда убийца так аккуратно обработал предназначенную для Моники сигарету.
Как бы то ни было, догадка Моники относительно того, где в данный момент находится главный инспектор Мастерс, скоро нашла подтверждение. Не успело прозвучать его имя, как знакомая Биллу Картрайту фигура возникла в застекленном проходе, ведущем в главное здание. Мастерс посмотрел налево, а потом направо и увидел их. Решительной, как у диктатора или судьи, походкой он устремился к ним, подобно идущему на всех парусах кораблю. Выражение его лица было невозмутимым, как у карточного шулера, волосы с проседью были аккуратно зачесаны, чтобы скрыть плешь, а на согнутой руке он бережно держал шляпу.
– А, сэр… – произнес он мрачно.
– Главный инспектор, – сказал Билл, – позвольте пожать вашу руку. Никогда и нигде раньше вам не были так рады. Но какими судьбами вы здесь оказались?
– Возможно, это и так, сэр, – хмуро ответил Мастерс. – Главное, что я здесь. Хоть и без каких бы то ни было полномочий, по инициативе определенного лица, имени которого я называть не стану, – произнес он своим самым авторитетным тоном, – и даже без разрешения полиции графства Бакингемшир.
– То есть?
– То есть, сэр, несколько минут назад я и кое-кто еще услышали, как кто-то бежит по коридору и кричит, что убили некую леди по имени Тилли Парсонс. Это так?
– Боюсь, что да.
Мастерс поджал губы.
– Ах, значит, так. В ходе бесед с определенными лицами этажом выше я также узнал, что это место превратилось в настоящее царство террора. И что было совершено уже два покушения на жизнь… вот… этой молодой леди, вероятно?
– Да. Главный инспектор Мастерс – мисс Стэнтон.
– Весьма рад, мисс. – Он снова повернулся к Биллу. – Скажу вам