– Вэнь-нюй! Как ты здесь очутилась?
– Дорогой брат, – ответила женщина, – отец выдал меня замуж.
– Я еще по пути слышал, – сказал Вэй И-фан, – будто отец за сто тысяч связок монет продал тебя торговцу дынями, некоему Чжану. Но как это случилось?
Вэнь-нюй рассказала ему обо всем, ничего не упуская, от начала до конца.
– Я хочу немедля увидеться с твоим мужем. Это возможно? – спросил Вэй И-фан.
– Если брат хочет увидеться с почтенным Чжаном, – отвечала Вэнь-нюй, – придется немного подождать. Сперва я доложу об этом почтенному Чжану, потом уже вы познакомитесь.
Она повернулась и с достоинством направилась в дом, чтобы сообщить почтенному Чжану о желании брата. Спустя недолго она вышла снова и сказала так:
– Почтенный Чжан говорит, что ты от природы горяч, как огонь, и буен, как вихрь. Он не хотел бы с тобой встречаться, но, если ты настаиваешь, он согласен. Только все дурное выбрось из головы!
С этими словами Вэнь-нюй ввела И-фана в дом. Старик вышел, потирая поясницу. Едва завидев его, Вэй И-фан воскликнул:
– Нет, это невыносимо! Подумать только, мою младшую сестру отдали за какие-то сто тысяч связок монет! Не иначе как ты колдун!
Миг – и он выхватил свой драгоценный меч, замахнулся и ударил почтенного Чжана в лоб. Но тут же он увидел, что от меча осталась одна рукоять – клинок разлетелся на куски.
– Как жаль! – промолвил почтенный Чжан. – Одним небожителем будет меньше.
– Я же просила тебя не затевать ничего дурного! – говорила Вэнь-нюй, выталкивая брата вон. – Как ты посмел ударить мечом почтенного Чжана!
Вэй И-фан вернулся домой и, едва только поклонился отцу и матери, первым делом спросил, почему они выдали Вэнь-нюй замуж за Чжана.
– Этот старик – необычайный человек, – отвечал советник Вэй.
– Вот и мне так же показалось, – сказал Вэй И-фан. – Мой меч сломался, не причинив ему никакого вреда.
На другое утро Вэй И-фан встал, умылся, подпоясался старательно и обратился к отцу и матери с такими словами:
– Я решил непременно вернуть сестру домой. Если мне это не удастся, я и сам больше не вернусь и никогда больше вас не увижу, дорогие родители.
Затем он попрощался и в сопровождении двух слуг отправился к дому Чжана. Но там они увидали только большой пустырь – никаких следов жилья, заброшенное, одичавшее место. Вэй И-фан стал расспрашивать тамошних обитателей, и ему сказали:
– Действительно, жил здесь некий Чжан и выращивал свои дыни. Прожил он здесь больше двадцати лет, но минувшею ночью разразилась страшная буря с ужасным ливнем, и он исчез. Куда делся – не знаем.
Вэй И-фан был поражен. Подняв голову, он вдруг заметил, что на одном дереве частью снята кора и на стволе написано следующее четверостишье:
Унесен волшебный короб с мужем и женой,
С садом дынь благоуханных, хижиной простой…
Коль меня искать захочешь – в мире не найдешь:
В Персиковое селенье муж вознесся мой.
Прочитав это послание, Вэй И-фан приказал слугам обыскать и разведать все кругом. Вернувшись, слуги доложили:
– Почтенный Чжан верхом на хромом осле и госпожа на другом осле, тоже хромоногом, захватили с собой две корзины и две сумы и отправились по дороге на Чжэньчжоу.
Вэй И-фан со слугами поспешили по той же дороге. Кто бы им ни встречался, все твердили одно:
– Да, видели старика верхом на хромом осле и молодую женщину, тоже на осле. Женщина ехать не хотела. Она плакала и просила старика позволить ей вернуться и проститься с родителями. Но у старика был посох в руках, и он все время бил женщину и заставлял ехать дальше. Бедняжка! На нее нельзя было смотреть без жалости!
Вэй И-фан слушал, и в душе его родились два гнева: один начинался в пятках и проник до сердца, другой никак не удалось сдержать, и он поднялся ввысь на три тысячи чжанов. Не отпуская слуг, Вэй И-фан снова пустился в погоню по извилистым тропам. Проделав несколько десятков ли и так и не догнавши беглецов, они вышли к переправе Гуачжоу. Тут им сообщили, что старик перебрался за реку. Вэй И-фан просил перевозчика переправить и их. Они направились прямиком к подножью горы Маошань. В ответ на их расспросы местные люди говорили, что двое путников поднялись на гору. Вэй И-фан приказал слугам взять дорожные пожитки и расположиться на постоялом дворе, а сам поспешил на гору. Но разве легко дойти до Обители радостных дней?! Пройдя полдня, увидишь лишь поток, преграждающий дорогу:
Глубока вода студеная,
И чиста волна журчащая,
Как сосуд из льда, прозрачная,
Брызги пены – хлопья снежные.
Берега под ивой спрятаны,
Смертным не дано увидеть их.
Выйдя на берег, Вэй И-фан подумал: «Сколько времени я за ними гонюсь, но так и не смог их настигнуть. Как же я посмею показаться на глаза отцу и матери без сестры? Уж лучше броситься в воду и здесь погибнуть».
Он стоял, оглядываясь в нерешительности, и вдруг заметил, что близ каменной стены, с которой обрушивается водопад, на поверхности плавает несколько цветков. «Сейчас только шестой месяц, – подумал Вэй И-фан, – откуда же взялись цветы персика? Уж не здесь ли поблизости жилище моего шурина, почтенного Чжана?» Тут он услыхал звуки песенки, доносившиеся с противоположного берега. Приглядевшись, он увидел пастушка верхом на хромом осле; пастушок играл на флейте. Послушайте, как это было:
Густая тень укрыла старый брод.
Там пастушок какой-то увлеченно
Тоскливую мелодию поет
О грусти и печали разлученных.
Пастушок подъехал к воде и крикнул:
– Эй, путник! Ваше имя не Вэй И-фан?
– Именно так, – отвечал Вэй И-фан.
– Бессмертный Чжан послал меня помочь вам перебраться через ручей, – сказал пастушок.
Он направил хромого осла к другому берегу и предложил Вэй И-фану сесть верхом и переправиться. Пастушок показывал дорогу, и вскоре они прибыли в селение. Оно изображено в стихах на мотив «Линьцзянский бессмертный»:
Смех у всех в селенье тут,
Хижины простые.
В лето сеют, в осень жнут,
А снега все заметут —
Дома спят, хмельные.
Тополиный пух весны
Плавает в тиши.
Все здесь радости полны,
Им смешны и не нужны
Ни чины, ни барыши.
Когда подъехали