Злоба слепая и слабая трусость рыкали ужасно.
Нет, в смятеньи таком опять увидать человека
Я не желал бы! Сноснее смотреть на свирепого зверя.
Лучше молчи о свободе: ну, где ему править собою!
Только расторгни границы, в ту же минуту все злое,
В темный угол законом втесненное, выйдет наружу».
«Доблестный муж, – заметил ему с ударением пастор, –
Не удивительно мне, что так к человеку вы строги:
Слишком вы много худого от злых начинаний терпели;
Но оглянитесь назад на печальные дни – и невольно
Сами сознаетесь, что нередко в них видно благое.
Мало ли чувств благородных, сокрытых до времени в сердце,
Вдруг пробуждает опасность? Нередко нужда человека
Делает ангелом неба, защитником бедного брата».
Старый почтенный судья с улыбкой на это ответил:
«Вы мне мудро напомнили, как поминают порою
После пожара владетелю дома, что золото верно
И серебро еще цело, на месте пожарища, в слитках.
Правда, немного всего, но это немногое ценно,
И обедневший, копая, доволен своею находкой.
Так охотно и я обращаю веселые мысли
К тем немногим прекрасным поступкам, которые помню.
Да, не стану скрывать: я видел, враги примирялись
Для спасения города; видел и то, что для дружбы,
Детской любви и родительской нет невозможного в мире;
Видел, как юноша вдруг становился мужчиною, видел,
Как старик молодел, и за юношу действовал отрок.
Даже слабый пол, как его называют обычно,
Смелость и силу свою показал и присутствие духа.
Тут позвольте мне вам рассказать прекрасный поступок
Великодушной девицы, которая в доме огромном
В обществе маленьких девочек только одна оставалась:
Все мужчины у них на общих врагов ополчились.
В это время на двор напала беглая шайка,
Стала грабить и тотчас проникла до женских покоев.
Там беглецы увидали прекрасную деву и с нею
Девочек милых, которых детьми бы назвать справедливей.
С дикой страстью они без жалости кинулись прямо
На трепещущий рой, приступая к деве отважной.
Но, из ножен одного мгновенно выхватя саблю,
Изверга ею в крови она положила на месте.
С силой мужчины затем подала она девочкам помощь:
Ранила, кроме того, четырех, и они убежали.
Тут заперла она двор и с оружием помощи ждала».
Только пастор услыхал похвалы неизвестной девице,
Тотчас в душе у него просияла надежда за друга.
Он уже готовился было спросить: что сталося с нею?
Нет ли здесь на печальном пути ее между народа?
Только тут же как раз подошел проворно аптекарь,
За полу дернул пастора и стал шептать ему тихо:
«Девушку эту ведь я нашел наконец между сотен
По описанью! Пойдемте, – взгляните своими глазами.
Вы и судью-то возьмите с собой: он сам порасскажет».
Но когда обернулись они, судья уж отозван
Был своими, которые в нем для совета нуждались.
Тотчас, не медля, однако, пошел за аптекарем пастор
К щели забора – и первый заметил второму лукаво:
«Видите ль девушку эту? Она пеленает ребенка.
Я как раз узнал и ситец старый, и синий
Верх подушки, который сегодня ей передал Герман.
Точно, и скоро, и с толком она разделила подарки.
Вот вам ясные признаки; прочие все совпадают:
Красной поддевкой у ней обозначилась выпуклость груди,
Плотно черный корсет красивый стан облегает,
Ворот рубашки лежит, опрятными складками собран,
Так что рисует на белом округлость ее подбородка,
Ясно и смело красуется всей головы очертанье,
В несколько раз на серебряных шпильках навернуты косы,
Синими складками ниже поддевки красуется юбка
И на ходьбе облипает красивую, стройную ногу.
Это она, без сомненья. Пойдемте и все разузнаем,
Как поведенье ее: добра ли она, домовита ль».
Тут заметил пастор, сидящую взором пытая:
«Что восхищает собой она юношу, право, не диво,
Если испытанных глаз для нее разбор не опасен.
Счастлив, кто одарен от природы наружностью видной:
Всюду с приветом его встречают, и всюду он дома.
Каждый подходит к нему, и каждый рад с ним промедлить,
Если с прекрасной наружностью вежливость он совмещает.
Я вам ручаться могу, что юноше девушка эта
Жизни грядущие дни озарит весельем и женской
Силой во все времена ему помощницей будет:
Верно, в теле таком совершенном душа сохранилась
Чистой; а свежая юность сулит блаженную старость».
С важным радушием тотчас на это заметил аптекарь:
«Часто наружность обманчива. Мало я ей доверяю.
Сколько раз я видал оправданье пословицы старой:
Пуда соли не съевши с новым знакомым, не должен
Ты легковерно ему доверять, а время покажет,
Как тебе с ним обходиться и прочно ли дружество ваше.
К добрым людям сперва позвольте нам обратиться:
Девушка им знакома, – вот что-то они порасскажут».
«Тоже и я похвалю осторожность, – пастор заметил. –
Сватаем мы не себя; а сватать другому опасно».
И немедля навстречу пошли они к честному мэру.
Он, окончив дела, возвращался назад по дороге.
Тотчас с речью к нему пастор приступил осторожной:
«Девушку видели мы. Она в саду недалеко,
Сидя под яблонью, детские платья готовит из ситца
Старого. Ей, вероятно, его подарили недавно,
С виду достойною нам она показалась. Скажите,
Вы ее знаете? Мы вопрошаем с похвальною целью».
Ближе к ним подойдя и в сад поглядевши, судья им
Тотчас сказал: «Вы ее уже знаете: вам говорил я
О прекрасном поступке девушки той благородной,
Что обнаженным мечом и себя и своих защитила:
Это она. И вы видите, как сложена она сильно.
Только ее доброта соответствует силе. До часу
Смерти отца-старика она лелеяла. Горем
Был он убит, нуждой городка и лишеньем имуществ.
С тихою грустью она претерпела и новое горе:
Смерть жениха, благородного юноши. В первом порыве
Пылких желаний своих, стремясь за неверною славой,
Он пустился в Париж и умер ужасною смертью.
Был и там он, как дома, врагом крамол и бесчинства».
Так говорил судья. Друзья поклонилися оба,
И пастор достал золотой: серебра, сколько было
В кошельке, он уже незадолго до этого роздал,
Видя, как проходили печальной толпою скитальцы;
Он, подавая его судье, сказал: «Разделите
Лепту по всем неимущим, и Бог да умножит даянье».
Но, отклоняя подарок, судья сказал: «Мы успели
Талер-другой захватить и довольно вещей и одежды.
Я надеюсь, всего не растратя, домой возвратимся».
Тут заметил пастор и втер ему в руку монету:
«В наше время давать никто не медли и также
Каждый спеши принимать, что вручает ему благостыня!
Ныне не знает никто, надолго ль добром он владеет,
Долго ль скитаться ему по чужой стороне, не имея
Поля и сада, которыми он в состояньи кормиться».
«Эх, – заметил на это с заботливым видом аптекарь. –
Деньги случись у меня в кармане, я все бы их отдал
Вам, и мелочь, и крупные, – верно, нуждаются много.
Но без подарка я вас не пущу, – покажу хоть готовность
Вам служить. Не беда, что поступок от чувства отстанет».
Так говоря, за ремни он вытянул кожаный, шитый,
Полный кисет, где хранился табак у него, и, красиво
Узел раздвинув, стал оделять. Нашлась в нем и трубка.
«Дар маловажен», – прибавил он. Мэр же на это заметил:
«Все-таки