– Надеюсь, вы принесли что-нибудь из своих работ, чтобы показать комиссии?
– К сожалению, нет.
– А можно спросить почему?
– Большинство моих последних картин находится у моего лондонского агента. Я с удовольствием попрошу его прислать мне кое-что, если вы желаете.
– Мне кажется, – вмешался тут Тринг, – я могу поручиться за то, что мистер Десмонд – человек вполне компетентный. То же самое может сказать и наш настоятель.
– А достаточно ли он компетентен, – с озабоченным видом произнес стряпчий, – чтобы выполнить эту работу – ведь в ней должна найти отражение минувшая война?
Сосед Шарпа, толстяк Джо Кордли, церковный староста и розничный торговец зерном и фуражом, втиснутый в слишком узкий для него черный в белую клетку костюм, повернул к Стефену тупое красное лицо.
– Вы не воевали, мистер Десмонд?
– Нет.
– Были освобождены от военной службы?
– Нет.
– Но, надеюсь, вы не сознательно уклонялись от нее?
– Я был в это время за границей.
– Вот оно что! – Кордли вздохнул и глубже погрузился своим могучим телом в кресло. – Значит, были за границей, но не в окопах: так сказать, наблюдали войну со стороны.
– Насколько мне известно, – снова заговорил Шарп, вежливо и внешне благожелательно, но без всякого выражения в рысьих глазках, – насколько мне известно, ваш младший брат все же был в армии?
– Да. Он был не очень пригоден для службы и тем не менее пошел добровольцем в первый же месяц войны.
Пауза.
– Он ведь был убит?
– Да.
– В бою?
– Да.
– Вот оно что! – Кордли, удвоивший свой капитал, продавая сено войскам, стоявшим в Чиллинхемском лагере, опустил уголки рта и закатил глаза. – Храбрый малый! Все отдал родине.
Наступившая за этим пауза была еще более напряженной, чем предыдущая. Стефен сжал губы. Он пришел на эту встречу, желая по многим причинам получить заказ, и сейчас, натолкнувшись на столь враждебный допрос, преисполнился еще большей решимости добиться его.
– С вашего позволения… хоть я и не принимал участия в боях и наблюдал войну, как вы очень точно изволили выразиться, лишь со стороны, у меня – возможно, именно поэтому – сложился вполне определенный взгляд на нее, который, пожалуй, и дает мне право претендовать на эту работу. Мне кажется, что ваш Мемориальный зал оправдает свое назначение лишь в том случае, если будет воздвигнут не только в память о тех, кто отдал жизнь за родину, но и как грозное предостережение тем, кто готовит новые войны. Если мне поручат писать панно, я поставлю своей целью отобразить в них трагическую сущность войны и, выпукло обрисовав принесенные жертвы и страдания, быть может, сумею повлиять на людей, которые будут смотреть на них, и таким образом внесу свой вклад в предотвращение нового всеобщего бедствия.
– Браво, мистер Десмонд! – от души воскликнул Тринг. Ему понравились и эта краткая речь, и то, что Стефен, произнося ее, смотрел в упор на Шарпа. Жаль, что малый оказался таким трусом, но за время службы в армии Тринг не раз сталкивался с трусами, попадавшимися даже среди представителей лучших семей. – Поговорим теперь о сроках.
– Готовы ли вы, – вмешался снова Шарп, – представить на наше одобрение эскизы рисунков, в которых было бы отражено то, о чем вы сейчас говорили?
Стефен посмотрел на Тринга.
– Так обычно не делается.
– Вы хотите сказать, что мы должны поверить вам на слово и на этом основании дать вам заказ? – спросил Кордли.
– Художнику надо верить, – горячо возразил Стефен. – Живописец – это не бродячий торговец, который носит свои товары в заплечном мешке. Он может предложить только свое умение. Я, конечно, готов представить вам эскизы, если вы настаиваете, но, поскольку это значит проделать добрую половину – и притом самую трудную половину – работы, я могу выполнить вашу просьбу лишь в том случае, если мы договоримся относительно заказа.
– Мы не можем терять столько времени, – решительно заявил Тринг. – Ведь зал должен быть открыт в марте.
– Пятнадцатого марта, – шепотком уточнил Саттон, впервые за все время раскрывший рот. – Значит, через три месяца, считая с сегодняшнего дня.
Снова небольшое молчание.
– Вы сможете закончить работу к этому времени?
– Думаю, что смогу.
– Что́ вы думаете, нас не интересует, – обрезал его Шарп. – Мы должны быть уверены.
– Это не такой большой срок для пяти крупных полотен. Но когда тема увлекает меня, я работаю быстро.
– Прекрасно. Теперь насчет оплаты. Мы предлагаем вам пятьсот гиней.
– Разве мы не договаривались расплачиваться в фунтах? – буркнул торговец зерном и фуражом.
– Оплата в гинеях, мой дорогой сэр, более джентльменская форма вознаграждения. Вас удовлетворяет эта сумма, мистер Десмонд?
– Вполне.
Тринг посмотрел на своих коллег.
– В таком случае я предлагаю заплатить нашему художнику сто гиней сейчас. В качестве аванса. Окончательный расчет – по сдаче работы.
– Я возражаю. – Шарп уставился в дальний угол потолка. – Мы должны платить по представлении работы.
– Но мистеру Десмонду, – возразил Саттон, – придется произвести значительные затраты на холст и другие материалы, не говоря уже о рамах.
– Это его дело, – мрачно заметил Шарп. – А кто нам поручится, что он не заболеет, или не надует нас, или по какой-то причине не сумеет выполнить работу вовремя? Всякое может случиться. Я говорю: платить будем по представлении работы.
– Так все разумные люди поступают, Арнольд. Я поддерживаю твое предложение.
Но тут, прежде чем Тринг успел открыть рот, заговорил Стефен:
– Я не всегда имел возможность покупать холст и краски. Но сейчас, к счастью, такая возможность у меня есть. Я принимаю ваши условия. Однако я просил бы вашего разрешения работать в самом зале. У меня здесь пока еще нет мастерской.
– Думаю, что мы можем это разрешить. В любом случае вы должны ознакомиться с залом. Мы дадим вам ключ. – Тринг помолчал и, поскольку никто не возразил против этого, добавил: – Значит, мы обо всем договорились, джентльмены. Поздравляю вас, мистер Десмонд. Я уверен, что вы представите нам великолепную работу.
С ключом в кармане Стефен отправился прямо