Меня принимать за Холмса тщеславного?
Пусть мой персонаж язвит презрительно,
Зато я вот поклон отвешу почтительно.
А вашим мозгам уяснить достанет способности,
Что кукла и кукольник – не две подобности?
Речь на банкете компании «Столл»
(28 сентября 1921 г.)
Я бы сравнил Шерлока Холмса с самой совершенной в мире машиной, предназначенной мыслить и наблюдать…
Должен, прежде всего, принести извинения за довольно нескромную цитату, напечатанную в списке выступающих. Необходимо учесть, что слова эти принадлежат некоему джентльмену по имени Ватсон, чьи суждения, как правило, далеко не бесспорны.
Если придуманный мной не бог весть какой персонаж – Шерлок Холмс – существует дольше, нежели он, вероятно, того заслуживает, то это заслуга не только моя, но и причастных к его созданию. Первоначально рассказы иллюстрировал Сидни Пэджет – и настолько удачно, что изображенный им типаж был безоговорочно принят всей читающей по-английски публикой, и я вправе сказать, что с его безвременной кончиной отечественное искусство понесло непоправимую утрату. Позднее Уильям Джиллетт великолепно сыграл главную роль в пьесе, написанной им самим. 〈…〉 Затем сыщика превосходно изобразил мистер Сейнтсбери в «Пестрой ленте», и, наконец, ничуть не менее убедительно выступил мистер Эйл Норвуд – его необычайно тонкая трактовка Шерлока Холмса покорила не только всю Великобританию, но, к моему величайшему удовольствию, также и Соединенные Штаты Америки.
Порой меня смущает некоторая путаница между автором и его персонажем. Боюсь, что я воплощаю собой скорее джентльмена, уже упомянутого, – доктора Ватсона. Впрочем, психологи утверждают, что на самом деле наша личность многосоставна: мы походим на вязанку хвороста или, скорее, веревку, свитую из различных нитей; иногда в самой обычной сплетке может обнаружиться особенная нить, которая, если ее вытянуть, преподносит сюрпризы. Вероятно, одна из моих нитей – Шерлок. Если это так, то и порожденные мной злоумышленники не чужды нитям моей личности, и только один человек окажется куда опасней, поскольку создал большее число преступников, – это мой друг мистер Филлипс Оппенгейм.
Как-то один автор выступил против меня с нападками, приписав мне заносчивость и самодовольство, свойственные Шерлоку Холмсу; эти не лишенные остроумия вирши были опубликованы в журнале [36]. 〈…〉 Помнится, во время лекционного тура в Нью-Йорке я всячески избегал газет, но однажды на глаза мне попалась фраза: «Когда писатель взошел на кафедру, по аудитории прокатилась волна разочарования». Разумеется, это меня расстроило, однако позже я выяснил, что слушатели ожидали увидеть перед собой изможденного субъекта, сплошь в следах от инъекций кокаина.
〈…〉
Что касается происхождения Шерлока Холмса, меня нередко спрашивали, каким образом он возник и откуда взялось его имя. Случай довольно забавный. Фамилия Холмс незамысловата. В те давние дни (самое начало 1890-х) она стала реакцией на единственный изъян Чарльза Диккенса, хотя мало кто сравнится со мной в преклонении перед этим великим человеком. Но если бы он устранил необычайные имена своих героев, наподобие Тарвидропа и Титтлтита, его книги сделались бы реалистичнее. Назвать детектива инспектором Шарпом или инспектором Ферретом – значит нанести ему смертельный удар. Гораздо лучше подобрать самое обычное имя. Не знаю, почему возник именно Холмс, но истоки Шерлока проследить нетрудно. Почитайте давние выпуски «Лиллиуайтс» и поворошите давние новости крикета: думаю, это самый надежный путь. Однажды я участвовал – вместе с моим старым другом полковником Инглишем, который здесь присутствует, – в матче между «Юнайтед сервисиз» и «Мэрилебон крикет клаб». «МКК» выставил против нас двух отличных игроков – Эттуэлла и Шерлока. Мне посчастливилось обойти их на двадцать или тридцать перебежек – и, по-видимому, имя Шерлок застряло у меня в голове. Если вы припомните, что брата Шерлока зовут Майкрофт, вам, полагаю, станет ясной связь с крикетом. Боюсь, что даже мои преступники причастны к крикету: вспоминая доктора Гримсби Райлотта, я чувствую, что должен принести свои извинения замечательному игроку.
Две мои первые повести о Холмсе – «Этюд в багровых тонах» и «Знак четырех» – не имели никакого успеха, и лишь когда присутствующий здесь мой друг мистер Смит, только-только спустив на воду журнал «Стрэнд», любезно взял на борт этого многообещающего судна моего Шерлока, я сумел добиться внимания со стороны читающей публики. 〈…〉
Из книги «Наше второе американское приключение»
(1924)
КОЛОРАДО
〈…〉
Миновав Арканзасский перевал и спускаясь по дальнему его склону, вы впервые видите перед собой Американскую пустыню. Она очень походит на египетскую. Мне она предстала ранним утром – окрашенной в нежно-приглушенные тона лимона, дыни, корицы; местами желтизна сгущалась или теплела, образуя коричневые и розовые пятна; горизонт заступали низкие холмы из песчаника. Это место смерти – страшное место. Однажды показался человек, идущий через пустыню пешком. Он шел мимо железной дороги и ни разу не взглянул на поезд. Высокий и худой, он шагал быстро, словно знал, что должен пройти определенное расстояние за положенное время, иначе с ним случится что-то недоброе. Бродяга или безработный, подумалось мне: денег на проезд у него нет, и он решил пуститься в путь, рискуя жизнью. Вокруг валялись кости и черепа погибших животных.
Далее, по мере приближения к стране мормонов, дорога снова поднимается в гору, пока не достигает «Воинской Вершины»: здесь в 1858 году были расквартированы, с целью устрашения сектантов, правительственные войска. Как раз тогда мормоны обосновались в своей земле обетованной, и наиболее горячие головы выказывали твердое намерение противодействовать центральным властям. Впрочем, удалось заключить мир и прямых столкновений не произошло. При всем уважении к американским солдатам, так оно и было. И наверное, тем лучше для них, так как наш опыт подсказывает, что даже фермер в седле на своей родной земле станет противником, победа над которым особой славы не принесет. Америка, несомненно, в итоге подавила бы мормонов, однако после трудного и сложного противоборства, поэтому достигнутый компромисс был мудрым решением.
Затем мы спустились в чудесную долину Юта, которую Бригам Янг провозгласил землей обетованной в ту самую минуту, как только увидел ее из-под парусинового навеса своего фургона. «Стойте! Дальше мы не двинемся!» – воскликнул он. Многое в этой истории напоминает мне об исходе буров из Капской колонии: когда мне показали групповой фотопортрет уцелевших первопроходцев, сделанный в 1897 году, мне показалось, что я распознал знакомые южноафриканские лица – густобородые, патриархального вида мужчины и строгие, трудолюбивые домохозяйки, пекущиеся о своих супругах. Бегство буров из британских поселений через Карру в окружении кафров чрезвычайно сходно с бегством