Я мысленно вернулся в то время. Нахимовское Училище, лучшее военно-космическое учебное заведение Империи. Высокие своды аудиторий, оформленные под старину. Молодые курсанты в строгой форме. Ночные пробежки по огромному парку. Подпольные вечеринки в технических тоннелях под общежитием.
— Простите, но я действительно не помню, — признался я. — В училище было много людей.
— Ничего удивительного, — Настасья Николаевна пожала плечами. — Вы и ваши друзья были легендой училища. Васильков и компания — самые дерзкие нарушители дисциплины, которые при этом умудрялись быть лучшими в своём выпуске. Ректор Сошальский постоянно держал вас на карандаше.
Я ухмыльнулся, вспоминая старого ректора, безустанно картавившего свою знаменитую фразу о том, что «дисциплина — это душа офицера, а порядок — его плоть».
— А вы, получается, были примерной курсанткой? — спросил я.
— Скорее наблюдателем, — она улыбнулась шире. — Я тайно восхищалась вашими выходками. Особенно запомнилась история с перепрограммированием ВИ главного корпуса, когда он начал говорить цитатами из древних космооперных сериалов.
Я рассмеялся, вспоминая этот эпизод. Нам с Быковым тогда здорово влетело, но оно того стоило. Две недели весь училищный комплекс оповещал о расписании фразами из «Звёздного пути» и «Вавилона-5».
— Да, весёлое было время, — согласился я, чувствуя странную смесь ностальгии и сожаления, что не запомнил тогда эту яркую курсантку. — Жаль, что я вас не помню.
— Совершенно не о чем жалеть, — Настасья Николаевна отмахнулась. — Я тогда была совсем другой — застенчивой, неприметной. А я до сих пор помню ваши проделки. И удивлялась, как вы всегда выходили сухими из воды.
— Секрет был прост, — я понизил голос, словно выдавая тайну. — Никогда не отрицать очевидное, если попался, но всегда иметь сообщника в техотделе училища.
Зимина рассмеялась снова, и я поймал себя на мысли, что звук её смеха мне очень приятен. Было что-то притягательное в этой женщине, которая сочетала в себе командирскую выправку, тактический гений и искренний смех курсантки.
Наш разговор был прерван повышенными голосами со стороны тактического стола. Я обернулся и увидел, что Агриппина Ивановна, Пегов и Гревс стоят в напряжённых позах, явно обмениваясь не самыми дружелюбными репликами.
— А вот и начинается, — тихо сказала Зимина. — Я знала, что это лишь вопрос времени.
Мы подошли ближе, и я услышал голос Пегова, который звучал непривычно резко для такого сдержанного человека:
— … пятнадцать кораблей и почти три тысячи человек экипажа. И это только в моей дивизии. А сколько потерял Гревс? Сколько потеряла Настасья Николаевна, вы помните?
— Я выполняла приказ первого министра, — голос Агриппины Ивановны звучал твёрдо. — Карл Карлович тайно завладел кодами доступа к файлу с завещанием императора. По всем законам Империи он являлся мятежником, и его требовалось остановить.
— Завещание, которое, как оказалось, никому сейчас не нужно! — вмешался Гревс, его лицо побагровело от гнева. — Граус манипулировал всеми нами!
— Об этом мне не было известно на тот момент, — парировала Хромцова. — Я получила приказ от законного главы правительства, который в то время ещё не имел в глазах большинства статуса узурпатора и был главнокомандующим сил Коалиции.
Я решил вмешаться, пока ситуация не вышла из-под контроля.
— Господа адмиралы, — начал я примирительным тоном, — думаю, всем нам ясно, что первый министр…
— Вы не понимаете, контр-адмирал, — Гревс резко повернулся ко мне. — Речь идёт не просто о выполнении приказа. Речь идёт о подлом ударе в спину. Мы были заняты боем с тихоокеанцами, когда эскадра Хромцовой ударила нам в тыл. Никакого предупреждения, никаких переговоров. Просто… бойня.
Я бросил взгляд на Настасью, которая стояла рядом, её лицо превратилось в бесстрастную маску, но глаза горели.
— У меня был приказ, — настаивала Агриппина Ивановна. — На войне…
— Это не была война! — вспылил Пегов. — Это была внутренняя операция против своих же! Против тех, с кем вы служили плечом к плечу и сражались с внешним врагом долгие годы! Не надо изворачиваться и лгать!
Я видел, как Хромцова напряглась. В её глазах промелькнула боль — и тут же скрылась за стальной решимостью. Я знал этот взгляд. Она была готова защищать свои действия до конца, даже если в глубине души понимала их моральную неоднозначность.
— Вице-адмирал Хромцова лжет не только вам, господа, — внезапно вмешалась Зимина, и её голос, обычно мелодичный, теперь звучал как лезвие клинка. — Она солгала и мне. Когда я прибыла на «Палладу» для переговоров, она не сказала мне, что Карл Карлович уже мёртв. Она обманом выманила у меня код доступа к файлу завещания, и только потом сообщила о гибели командующего. Только потом передала мне его тело.
Я посмотрел на Агриппину Ивановну. Это звучало… некрасиво, если правда. Но война редко бывает красивой, особенно гражданская война.
— У меня был чёткий приказ от Грауса добыть завещание любой ценой, — жёстко ответила Хромцова. — Я следовала приказу. Как следовали бы и вы, контр-адмирал Зимина, будь вы на моём месте.
— Я никогда не обманула бы офицера, прибывшего на переговоры под флагом перемирия, — отчеканила Настасья.
— Посмотрим, что вы скажете, когда вам придётся