— Серьезно? Может, глюк?
— Я трижды перепроверил! — «Профессор» был искренне возмущен. — Источник был здесь! Слева!
— Там что-то есть! — не отрываясь от бинокля, сказал Андрей. — Вон… блестит… Техника какая-то? Не пойму…
Я вывернул руль и медленно поехал в указанном направлении, объезжая крупные камни. Мысль о том, что «Нивы» уехали к руинам и там что-то нашли, не давала покоя. Но если сигнал тут… Значит, наше направление тоже не пустое.
— Вон! Вон оно! — Андрей вдруг вцепился мне в рукав, почти вырывая руль. — На! Посмотри! Я порулю! — он сунул мне бинокль, его глаза горели.
Я прильнул к окулярам. И обомлел.
Среди выжженной степи, на брюхе, лежал самолет. Невероятный, невозможный артефакт в этом мире. Советский АН-2. «Кукурузник». Помятый нос, одно крыло неестественно вывернуто, хвостовое оперение изломано. Длинная борозда метров в тридцать позади него говорила о жесткой, но мастерской вынужденной посадке.
— Охренеть… — прошептал Андрей. — Охренеть… Это же… настоящий…
Метров за сто я остановил «Зяму». Вылезли. Тишина степи, нарушаемая только ветром, шептала об осторожности. Достали оружие. Пошли пешком.
Подойдя ближе, увидели детали. Разбитые стекла кабины пилотов. Рваные пробоины в крыле и фюзеляже — словно от крупнокалиберных пуль или когтей. Шасси подломлено. Винт погнут.
— Ага… Вон след какой оставил… Повезло…
Длинная, метров наверное за тридцать пропаханная обломанным шасси борозда, резко выделялась на фоне выжженной земли, а раскиданные вокруг камни только добавляли пейзажу нереальности.
— Ущипните меня… Может я сплю? — подойдя вплотную, Андрей подтянулся на руках, и заглянул в разбитое окно кабины.
— Тогда это какой-то неправильный сон, коллективный…
Я подошел к закрытой двери пассажирского отсека. Потрогал холодный, покрытый пылью металл. Потянул ручку. Защелка сработала с сухим щелчком. Дверь открылась.
Внутри — пустота. Голые клепаные стены и пол. И… запах. Тяжелый, сладковато-приторный, знакомый до тошноты запах разложения. Сильный.
— Коллективный кошмар, скорее, — мрачно сказал я, зажимая нос и рот рукавом. Заглянул в проем двери, ведущей в кабину пилотов.
Два черных кресла. Древняя приборная панель. И на полу, упираясь ногами в переборку, лежал труп. Мужчина. В сером летном комбинезоне. Лицо опухшее, землисто-черное. Глаза закрыты. Рот приоткрыт в немом крике, обнажая желтые зубы. Одна рука откинута назад, другая неестественно вывернута. На боку — кобура с пистолетом. Шлема нет. Источник вони.
Я перешагнул порог кабины, стараясь не смотреть вниз. Смахнул осколки стекла с кресла второго пилота. Аккуратно присел. Пыль. Запах смерти, смешанный с машинным маслом и бензином. Труп… неделю, не меньше. Осмотрел панель. Тумблеры, приборы. Ничего явно ценного. Оставалось обыскать тело… Но запах уже выедал глаза. Я запнулся о ножку кресла, едва не упал, и выскочил на свежий воздух, жадно глотая степной ветер.
Глава 8
— Похоронить бы его… — Андрей свесился из дверного проема, жадно глотая воздух. Запах внутри кабины был невыносим — приторный, густой, въедающийся в ноздри. — Человек всё же… Не собака какая.
— Похороним, — кивнул я, стараясь дышать ртом. — Обыскал?
— Так точно. Пекаль только, ТТ-шник. Пустой, кстати. Патронов ни одного.
— Поищи получше, не может быть, чтобы совсем ничего… — Я все еще надеялся на документы, карту, записку — хоть что-то, что прольет свет на этот чертов кукурузник, занесенный в самую глушь бескрайней степи. Но надежды рухнули: лишь потрепанный коробок спичек да обломанный карандаш, выпавшие из кармана комбинезона.
Так что миллион вопросов пополнился еще одним: чей это самолет и как он здесь очутился? Ответа не было. Мы поковырялись еще у покореженного фюзеляжа, аккуратно закопали пилота в неглубокой степной могиле под курганчиком из камней, и молча поплелись к «Зяме». Тишина давила, нарушаемая лишь скрипом наших сапог по сухой траве да отдаленным криком какой-то невидимой птицы.
Щщщ… Кххх… Прием… как слышно… прием… — рация на поясе у Андрея вдруг ожила, зашипела.
Он едва не выронил ее, тыча пальцем в клавишу: — Слышу отлично! Прием! Где вы пропали⁈
Как мы и предполагали, наши «Нивоводы» тоже углядели руины, рванули к ним, а рацию… оставили в машине. По их сбивчивым, прерываемым помехами объяснениям, они нашли «что-то серьезное». И «не очень радостное». Вскоре мы убедились в этом сами.
Останки аула — а это явно был казахский аул — говорили о недавней катастрофе. Не просто набег, а тотальное уничтожение. Белая известь на ошметках стен еще не успела выцвести под солнцем. Осколки стекол в рамах сверкали, как слезы. На вытоптанных огородах чахли подрезанные кусты смородины и крыжовника — чья-то забота, оборванная в один миг. Здесь еще пахло жизнью, пусть и угасшей всего пару дней назад. Следы крови были повсюду: темные, запекшиеся брызги на стенах, бурые лужицы, втоптанные в пыль дорожки… Но тел не было. Ни одного.
— Звери? — спросил я у одного из наших, молодого парня с побледневшим лицом, осматривавшего развороченную печь.
— Должно быть… — он мотнул головой в сторону степи. — Следы когтистые… большие. Знаешь, какие тут твари… — Он не договорил, но мысль была ясна: стариков, детей, женщин — всех, кто не смог убежать или отбиться, просто сожрали. Или утащили про запас.
Но звери не объясняли масштаба разрушений. Это не было просто разграблением. Дома не просто обшарены — они были сломаны. Стены ввалились внутрь, будто по ним проехал танк, крыши осели, печи с кирпичными трубами торчали, как надгробия, среди груд битого самана и обгоревших балок. Казалось, по аулу прошелся не просто хищник, а нечто, движимое слепой яростью или методичностью катка.
— Как думаешь, — Андрей вертел в руках обломок яркой пластмассовой машинки — детская игрушка, — давно это случилось?
— Два, три дня… — ответил я, прикидывая по виду крови и степени разложения запаха под развалинами. — От силы. Точнее трудно.
Он хмыкнул, с силой швырнул обломок в груду мусора. — Мужики говорят, те, кто тут повеселился, следы оставили. Может, прокатимся? Проверим?
— Следы? Следы чего? — у меня похолодело внутри.
— Машин, Вась! — Грузовик, судя по колее, и пара легковушек с ним. Не наши следы, это точно.
Идея преследования показалась мне чистейшим безумием. Спасти мы никого не сможем. А вот навлечь на себя и на станицу беду — запросто. Аборигены с луками — одно дело. Но машины? Плюс этот чертов кукурузник? Это пахло чем-то гораздо более опасным и организованным, чем стая мутантов.
—