— Скорее всего, знают, — ответил Олег, проверяя затвор своего карабина с характерным металлическим щелчком. Аркадий молча сидел на корточках у колеса, Толян, прислонившись к борту, дремал, положив автомат на колени. — Вспомни, что на озере было? А эти… как будто бессмертные по степи бродят.
И зачем он заговорил про озеро? Меня вдруг бросило в дрожь. Там, в тот кошмарный день, я странным образом не боялся. Действовал на автомате, даже снимал на телефон — отгораживаясь экраном от ужаса. Но сейчас, при воспоминании… холодный пот проступил на спине. Особенно после того, как показал запись Совету. Взгляды, которыми меня потом проводили — смесь ужаса, отвращения и какого-то животного уважения — до сих пор резали по живому.
— А может, у них сейчас… сезон такой? — Олег, не отрываясь, протирал ветошью окуляр оптического прицела на своём карабине.
— Брачный? — съязвил я, пытаясь отогнать мрачные мысли.
— Сам ты брачный! — фыркнул он. — Может, кочевники точно знают, что твари сейчас тут не ходят? Мигрировали куда-то? Тишина же последние дни…
Что ж, возможно. Обычно ни дня без происшествий: то тварь к периметру проберется, то завывания по ночам, то нападение на дозор. А тут — тишь да гладь.
— Не знаю, — честно признался я. — Звери мигрируют из-за климата или корма. А сейчас что? Погода стабильная. С чего бы им уходить?
— Хрен их знает, — Олег вскинул карабин, прицеливаясь в невидимую цель на гребне оврага. — Ты лучше скажи, с патронами у тебя как?
— Да нормально, — покосившись на висящий позади меня калаш. — Штук пятнадцать осталось. Плюс револьвер. Разберусь. Я ж за рулем.
— Все равно, держи, — Олег полез в свой безразмерный, выцветший до серости армейский рюкзак. Достал плоскую картонную коробку, потертую, но целую. — На всякий пожарный. Безвозмездно.
Я взял коробку, удивленно поднял бровь.
— Откуда богатство? Где раздобыл?
— Где взял — там уже нет, — хитро прищурился Олег. — Патроны по карманам распихай, коробку верни.
Семь шестьдесят два. Двадцать пять штук. С моими — почти полсотни. Если в молоко не лупить, хватит. Правда я вообще сомневаюсь что мне придётся стрелять, ведь бой — если конечно предстоящее избиение можно назвать боем, закончится очень быстро, и маловероятно что мне хоть что-то достанется. Стационарной засады не получится, придется догонять, а рулить и стрелять одновременно, я не обучен. Разве что с револьвера. Но отказываться конечно не стал, а пересыпав тяжелые, пахнущие смазкой патроны в глубокий карман куртки, вернул пустую коробку.
— Спасибо.
— Не за что, — Олег сунул коробку обратно в рюкзак, забросил его в ноги. — Чет Леня долго… Стемнеет скоро. Че делать будем?
Время поджимало. Часы показывали почти девять. В июле темнело поздно, и через час-полтора ночь наступит по-настоящему. Тревога Олега была понятна, но поддаваться ей не хотелось.
— Забей. Всё успеем. Если что, на утро перенесем.
Олег тяжело вздохнул, глядя в сгущающуюся синеву над оврагом.
— Мы-то может и успеем… А бабам там как? Ты подумай, что они с ними за ночь сделают?
Я промолчал. Возможно, я очерствел. Судьба незнакомых пленниц не вызывала у меня острой жалости — только абстрактное сочувствие. Они были для меня маленькими фигурками в окуляре бинокля, частью враждебного каравана. Главное сейчас — не дать уйти кочевникам. Конных там — человек двадцать, не меньше. Четыре машины против двух десятков всадников в открытом поле — сомнительная затея. Если они рванут врассыпную по степи… Вспомнился термин: «скифская тактика». Отступать, заманивая врага вглубь территории, изматывая. Как Кутузов с Москвой. Сам Наполеон, глядя из окон Кремля на пылающую столицу Империи, сравнивал русскую армию со скифами.
— Все, что могли, уже сделали, — ответил я, стараясь говорить спокойно. — Одной ночью больше — одной меньше. Разницы нет. Нам о другом думать надо. О том, как их в кучу собрать. А бабы… потерпят. Выбора нет.
Но Олег задел важное. Внезапно, как удар током, меня осенило. Как мы могли упустить это? Мы знали о пленниках! О том, что они из нашего времени, измучены, возможно, ранены или больны! А у нас? Одна аптечка на всю колонну! Еды — на один перекус! Ноль свободных мест в машинах! Ладно с транспортом — возьмем их же повозки или машины. Но медикаменты? Вода? Питание? Почему никто не подумал об этом? Неужели все ослепли от жажды предстоящей расправы?
— Слушай, Олег, — обернулся я к нему. — А пленников-то сколько? Точнее?
— Пленников? — он нахмурился. — Хрен его знает… Сотни полторы, наверное. А то и больше. Видел же — длинная вереница.
— Вот именно. И вопрос: вот отобьем мы их… и что? Куда? Чем кормить? Чем лечить? В каком они состоянии? Ты же видел — еле ноги волочат!
Олег замер, его лицо отразило ту же внезапно нахлынувшую тревогу. Мы действовали на эмоциях, в страхе за свой дом, забыв о логистике спасения.
— Может… я рвану обратно? — предложил он, схватившись за эту мысль. — В станицу? Предупредить? Чтобы медиков, еды, воды готовили? Туда-обратно… на мотоцикле… Давай?
— И куда это ты собрался, стрелок? — Массивная фигура Леонида выросла из темноты. Он втиснулся в свое кресло, его лицо в полумраке было нечитаемым. — Без приказа?
Олег быстро изложил наши соображения.
— Впереди паровоза бежите, орлы, — Леонид усмехнулся, но без злобы. — Не спеши. Планы поменялись. Новые вводные.
— Какие? — насторожился Олег.
— Караван встал на ночевку. В двух километрах отсюда, у большого разлива реки. Дальше сегодня не пойдут. Значит, засада отменяется. Брать будем по-быстрому. В лоб. Пока раскладываются на отдых. Готовься.
Дальше все происходило с четкостью и тихой сосредоточенностью. Пока мой «уазик» прогревался (старый двигатель не любил холодных стартов даже летом), на стекла опустили защиту. Весь лишний хлам — рюкзаки, пустые банки, термосы — сгребли в багажник, чтобы не болталось под ногами в бою. Проверили оружие: щелчки затворов, лязг магазинов, шелест патронных лент. В салоне запахло смазкой, порохом и холодным потом. Леонид коротко кивнул. Я включил