Глава 26
— Ну и как ты хочешь собрать столько золота? — спросила Аня, когда я, вернувшись домой, поделился своей грандиозной идеей. Она отложила штопанную детскую рубашку, выслушала, но с трудом прятала улыбку, скрываясь за чашкой с травяным чаем. Её взгляд скользнул по моему возбужденному лицу, смешанные чувства читались в глазах — ироничное недоверие и жалость к моему наивному энтузиазму.
— Да просто! — воскликнул я, расхаживая по кухне, запах жареной оленины еще витал в воздухе. — Пойду по знакомым сначала. К Андрею, к Лехе… Объясню, расскажу, для чего это нужно, что стоит на кону… Всем же ясно — выживание! — Я ткнул пальцем в грудь. — Мне кажется, это нормально — помогать самим себе в такой ситуации. Объединиться ради общего блага!
— Ха! — Аня не сдержала короткого смешка и тут же прикрыла рот ладонью. — И ещё раз ха! Ладно, представим. Я — твоя знакомая. Скажем, тётя Маша с шестой улицы. И ты пришёл ко мне, в мой дом, просить отдать все мои украшения. Все. Без остатка. — Она пристально посмотрела на меня, поставив чашку на стол. — Ну? Действуй. Уговаривай меня. Мотивируй. Рассказывай, ведь тебе же нужно золото! Объясни мне, почему я должна тебе его отдать? Почему я должна расстаться с тем, что, возможно, копила годами или получила в подарок от близкого человека?
— Блин, Ань… — я растерянно развел руками. — Ну ты же сама всё прекрасно понимаешь! Нам нужны патроны! Оружие! Топливо! Лекарства! Всё это жизненно необходимо! И всё это можно выменять в городе на этот… на этот бесполезный здесь желтый металл! Который просто лежит мёртвым грузом! — Голос мой звучал убедительно, как мне казалось.
— И снова — ха! — Аня покачала головой, и на сей раз в её смехе слышалась уже не ирония, а легкая досада. — Два раза причём. Потому что ты ни разу не убедителен, Василий. Ты только что заявил, что золото тут — никому не нужная бесполезность, а сам же его и просишь! Как так? Значит, оно нужно? Нужно тебе! По крайней мере, как инструмент?
— Ну, хорошо, — сдался я, чувствуя логическую ловушку. — Пусть оно нужное. Но что это меняет? Что ты с ним здесь сделаешь? Продашь? Кому? Выменяешь на мясо? На чарку самогона?
— А ты же сам сказал, что купишь на моё золото патроны и оружие! — парировала Аня, её глаза блеснули. — Значит, оно и в этом мире имеет ценность! Значит, оно — эквивалент чего-то очень важного! Тогда с какой радости я должна отдавать тебе то, что возможно, когда-нибудь спасет мне или моим детям жизнь? Вспомни блокадный Ленинград! Люди меняли фамильные кольца на кусок хлеба! Значит, золото всегда было, есть и будет ценно в критических ситуациях! Почему здесь должно быть иначе? Почему я должна верить, что твоя поездка в город удастся, а моё золото не пропадёт впустую?
— То есть ты хочешь сказать, — медленно проговорил я, осознавая масштаб проблемы, — что просто так, по доброй воле, мне никто ничего не отдаст? И чтобы собрать хоть что-то, нужно… вынудить людей? Приказать? Заставить под угрозой?
— Ну… в общем, да. — Аня вздохнула, её плечи опустились. — Иначе, боюсь, не получится. Во всяком случае, столько, сколько тебе нужно. Кто-то, может, и отдаст колечко, из чувства долга или страха… Но точно не всё.
— Нет, ну найдутся же сознательные! — попытался я отыскать проблеск надежды. — Не все же такие… практичные, как ты!
— Я не жадная, Вася! — в её голосе зазвучали нотки обиды. — Но мои украшения… Они дороги мне не потому, что стоят денег! Вот это колечко… — Она сняла с пальца тоненькое, уже потемневшее колечко с крошечным камушком. — Ты подарил его мне на годовщину нашего знакомства, помнишь? А вот эти серёжки… — Она коснулась мочки уха. — Их мне мама подарила, когда родилась Дашенька… Это память, Вася. Вот их истинная ценность. Не вес в граммах, а то, что за ним стоит. Отобрать это — всё равно что отобрать кусочек души, кусочек прошлого, которое и так уже от нас уплыло.
Да уж… Я стоял, словно окаченный ледяной водой. Не думал я, что возникнут такие заморочки. Ведь для меня это просто желтый металл! Холодный, инертный, нахрен никому не нужный в этом мире! В прошлом — да, он был в микросхемах, в медицине, в промышленности. А здесь? Здесь он кому сдался? Только как безделушка, как символ прошлого которого нет. Или… как последняя страховка, как думает Аня.
— Ясно, — пробормотал я. — Спасибо за науку. Но я всё же попробую. Хотя бы начать с себя. У нас сколько золота-то есть? Давай посмотрим, что можем сдать мы.
Аня пожала плечами и вдруг невинно отвела глаза, принявшись собирать со стола крошки несуществующего хлеба.
— Что? — я насторожился. — Ты… тоже не собираешься отдавать свои «побрякушки»? Даже ради общего дела? Ради патронов?
— Ну что ты, — она застенчиво улыбнулась, избегая прямого взгляда. — Я отдам. Конечно отдам. Только… попозже, ладно? Ты же не прямо сейчас в город поедешь? Давай подготовимся как следует… — Она быстро открыла верхний ящик комода, достала небольшую шкатулку, обитую потертым бархатом. Открыла её с характерным щелчком. Внутри, на темном вельвете, лежало несколько предметов: те самые серёжки, несколько колечек, тонкая цепочка с кулоном, крестик и пара детских сережек-гвоздиков. — Вот. Бери, взвешивай.
В общем, забрать не забрал, но хоть взвесил. Тридцать два грамма. Уже кое-что. Тяжеловатый для своего объема комочек в ладони. Но глядя на эти скромные вещицы, на лицо Ани, я окончательно разуверился, что мне удастся набрать хотя бы килограмм. На самом деле, я бы и сам трижды подумал, прежде чем отдать кому-то, пусть даже под самым благовидным предлогом, то, что связано с самыми сокровенными воспоминаниями. Особенно в мире, где прошлое — единственная нерушимая ценность.
Так что оставались только прииски. Поискать по картам что-нибудь поближе. Насколько мне известно, золотишко в наших краях водилось. А с драгой пока не заморачиваться — это громоздко и непонятно. Начать можно проще: походить с миноискателем. В деревне у кого-нибудь да завалялся такой прибор.