Борьба из-за вещей, поставленных на пари, прекратилась. Каждый участник спора, по-видимому, схватил, не встречая возражений, то, что принадлежало ему, и поспешил в свою палатку. Через несколько мгновений место скачек опустело; остались только вожди пикуни и кутене, несколько старейшин их племен, Нэтаки и я. Жена схватила меня за руку, в глазах ее был настоящий ужас; она умоляла меня сейчас же уйти с ней.
– Будет большое сражение, – говорила она, – оседлаем лошадей и уедем подальше. Идем.
– Это сражение меня не касается, – возражал я, – я белый.
– Да, – воскликнула она, – ты белый, но ты также пикуни! Кутене будут стрелять в тебя с неменьшей охотой, как во всех остальных.
Я сделал ей знак помолчать, поскольку хотел услышать, к какому решению придут вожди. Большое Озеро отправил своего глашатая в наш лагерь.
– Скажи пикуни, – велел он, – что слово мое таково. Я сейчас отправляюсь в лагерь моего друга Видна Спина. Кто хочет сражаться против кутене, должен будет сражаться против меня и этих людей со мной.
Глашатай поспешно удалился; тогда вождь повернулся ко мне.
– Идем, – сказал он, – ты тоже за мир. Идем с нами.
Я отправился с вождем в лагерь кутене. Нэтаки, страшно обеспокоенная, шла следом за нами. Едва мы пришли, как увидели все увеличивающуюся толпу возбужденных всадников, с криками несущихся на нас из лагеря черноногих.
– Дайте мне ружье, – потребовал Большое Озеро, – кто‐нибудь, дайте мне ружье.
Когда ему передали ружье, он выступил вперед; его старое красивое лицо выражало суровую решимость, глаза сверкали гневом. За спиной у нас шуршали шкуры и трещали жерди палаток: их поспешно разбирали перепуганные женщины, укладывавшие вещи. А вокруг собирались мужчины кутене, готовясь защищаться и защищать своих. Они хорошо знали, что не могут тягаться с пикуни, которые были гораздо многочисленнее. Но стоило только взглянуть на кутене, приготовившихся к бою, увидеть упрямые взгляды и сжатые губы, чтобы знать наверное: они будут стоять до конца.
Во главе быстро скакавших к нам пикуни ехал молодой воин по имени Олененок. Я его очень не любил, так как чувствовал, что он меня ненавидит. Впоследствии у меня с ним вышли серьезные неприятности. У Олененка было подлое жестокое лицо, безжалостное и коварное, и бегающие глазки. Потом мы узнали, что большинство людей в разгневанной толпе пикуни из-за суматохи и возбуждения не слышало объявления глашатая или выехало раньше, чем он прибыл в лагерь. Теперь они намеревались безжалостно расправиться с теми, кого сейчас считали своими врагами. Большое Озеро поспешил им навстречу. Он что‐то кричал и делал знаки остановиться. Но так как они не обращали на нас внимания, вождь пробежал еще дальше вперед и, наведя ружье на Олененка, воскликнул:
– Остановись или я буду стрелять!
Олененок неохотно сдержал лошадь и возмутился:
– Почему ты меня остановил? Эти собаки кутене оскорбили и обманули нас. Мы хотим отомстить.
Он попытался двинуться дальше, окликая следовавших за ним. Большое Озеро снова поднял ружье.
– Тогда целься в меня! – крикнул он. – Я теперь кутене. Целься, стреляй. Я даю тебе эту возможность.
Олененок не поднял ружья. Он продолжал сидеть на лошади и свирепо глядеть на вождя, затем повернулся в седле и, взглянув на толпу, которая подъехала к нему сзади, крикнул, чтобы они следовали за ним. Но уже среди воинственного отряда появились другие вожди пикуни, то угрожая соплеменникам, то уговаривая их вернуться в лагерь. Никто не выехал вперед, многие двинулись обратно, к своим палаткам. Олененок пришел в страшную ярость; он тыкал пальцем то в пикуни, то в кутене, ругаясь самыми скверными словами, какие только приходили ему в голову. Но несмотря на свой гнев и вызывающее поведение, он не делал попытки двигаться вперед. Наведенное на него ружье вождя и спокойный, холодный, упорный и ясный взор Большого Озера совершенно лишили Олененка уверенности.
Бормоча что‐то невразумительное, он наконец повернул лошадь и с мрачным видом поехал назад в лагерь в хвосте тех, кого несколько минут тому назад с таким азартом вел вперед. Вожди вздохнули с глубоким облегчением. Вздохнули и мы с Нэтаки, которая снова стояла рядом со мной.
– Какие упрямые головы у этой молодежи, – заметил Большое Озеро, – как трудно с ними управляться.
– Твоя правда, – сказал Видна Спина. – Если бы не ты, не твое твердое слово, то сейчас в прерии лежало бы много мертвых. Теперь мы отправимся в горы; возможно, не скоро встретимся.
– Да, – согласился пикуни, – нам лучше расстаться. Гнев наших молодых людей со временем остынет. Давай встретимся будущим летом где‐нибудь около этих мест.
Так и решили, и, пожав на прощание всем руки, мы покинули гостей. Прибыв в наш лагерь, Большое Озеро дал приказ немедленно сняться, и палатки стали поспешно разбирать. Он также дал указания группе Общества Друзей, которая служила, так сказать, полицией племени, не позволять ни одному из молодых людей оставлять лагерь ни под каким предлогом. Он боялся, что, отделившись от остальных, буяны все же нападут на кутене, которые уже вытягивались в длинную колонну, направляясь на запад по волнистой прерии. Немного позже выступили и мы, взяв направление на юг; на второй день после полудня пикуни разбили лагерь на реке Марайас, в нижнем конце долины Медисин-Рок, прямо против того места, где позже был построен форт Конрад и где сейчас реку пересекает железная дорога Грейт-Фоллс – Канада.
На самом краю нижнего конца долины, примерно в 100 ярдах от реки и у подножия поднимающегося здесь холма лежат образующие круг большие валуны, частично погрузившиеся в почву, – лежат до сих пор, если железнодорожные вандалы не взяли их для строительных работ. Диаметр круга равен приблизительно шестидесяти пяти футам. Отдельные валуны весят не меньше тонны. Кто и зачем уложил их здесь, я не смог узнать. У черноногих нет никакого предания об этом; они только говорят, что это «сделано предками» – аккай-туппи. Это, кстати, интересное слово. С ударением на первом слоге его точное значение «давнишние люди». Но если произнести его с ударением на втором, а не на первом слоге, то оно значит «много людей». Но в первом случае следовало бы добавить слово «сумо» – «время», которое обычно опускается, скорее всего ради благозвучия.
Хотя черноногие ничего не знают о круге из валунов, у них есть что порассказать о магическом камне. Он лежит рядом со старой, изборожденной волокушами тропой, приблизительно в трех милях выше по течению, у вершины холма на краю верхнего конца долины. В книге «Рассказы из палаток черноногих»