Не обращая внимания на перешептывания родственников, Леонардо оглядывает дом, которым никогда не владел, где никогда не жил. Тот уже разделен пополам: в одной части живут взрослые дети-сироты третьей жены Пьеро, Маргериты, в другой – его последняя жена, Лукреция, с несовершеннолетними детьми. Комнаты буквально завалены вещами: сколько же всего отец накопил за свою долгую жизнь? И воспоминания о далеком прошлом мигом возвращают Леонардо в детство, к любимому деду Антонио и дяде Франческо.
И все-таки среди этого беспорядка есть кое-что, принадлежащее ему, Леонардо: работы красками, резьба или терракота, оставшиеся с тех времен, когда он был еще учеником Верроккьо, и бережно сохраненные стариком-отцом. При виде старой кровати деда Антонио и бабушки Лючии или колыбельки, где сам он спал в детстве, Леонардо едва не плачет. А снизу, из подвалов, тянет таким родным запахом Винчи: это пахнут пятнадцать бочонков доброго красного вина, которое сер Пьеро каждый год привозил из своих поместий.
Точное и подробное описание дома со всем его содержимым оставил нам старый нотариус Четто ди Бернардо, в июле-августе проводивший для будущих наследников подробную инвентаризацию имущества сера Пьеро. «Записывайте все, записывайте всегда: ведь того, что не запишешь, и не существует». Монна Лукреция не отходит от него ни на шаг, требуя не забывать ни единой мелочи, даже «скамеечку для нужника» [695].
В комнате Пьеро Леонардо видит большую кровать орехового дерева под балдахином с бахромчатыми занавесями, инкрустированные сундуки под ней, такую же кровать поменьше, с инкрустированной спинкой и рельефно вырезанной на карнизе женской головкой, «голову, представляющую портрет Франческо» и «Матерь Божию золотым полурельефом под балдахином»; украшенный двумя резными расписными ангелами шкаф, где хранятся драгоценности покойной Маргериты, и один из ее расписных золоченых ларчиков; а также стекло, хрусталь, роскошные позолоченные блюда, кубки и бокалы, резное распятие «в немецком стиле», «пару страусиных яиц»; стопки наволочек и полотенец в распахнутых сундуках; платье для торжественных выходов: пурпурное лукко на подкладке из красной тафты, черный атласный дублет с розовым капюшоном, пурпурный плащ.
На столе в кабинете – три латунных очечника, лампа, «навигационная карта», «магнит в коробочке» и «[к]арта мира» – все, что осталось от полной приключений заморской молодости деда Антонио; но главное – все нотариальные и счетные книги, целый мир, описанный сером Пьеро: «22 книги, связанные в стопки по несколько томов», счетные книги поместий, «желтая книга, которую сер Пьеро называл зеленой / книга под названием „книга о поместье“ в белой обложке с белым корешком», «красная книга Франческо, брата сера Пьеро / еще писания и жалобы множества людей».
В других комнатах Леонардо замечает ряд произведений искусства религиозного характера, часть из них – его собственные, юношеские: картина со святым Франциском, другая с «главою лика святого», гипсовая Дева Мария, «белый» святой Себастьян; еще одна голова Христа, позолоченная Богоматерь, святой Франциск «с двумя картинами», «два младенца, две головы и святой [Се]бастиан»; «тондо» с Богоматерью; «две женских головы в рамах»; «резная дверь с фигурами».
Дом на виа Гибеллина ускользает из памяти. Все эти вещи больше ему не принадлежат. Больше Леонардо их не увидит. Он возвращается в монастырь Санта-Мария-Новелла.
Оба листа с упоминанием смерти отца по-прежнему будут использоваться для сухих подсчетов трат с 11 июля по 16 сентября: монотонные выплаты Салаи и Томмазо, снятие средств со счета. Постоянные расходы на роскошный гардероб для Салаи: «На дуб[л]ет один флорин / на дуб[л]ет и берет 2 флорина / чулочнику один флорин».
3 августа список «ртов» пополняет новый ученик, Якопо Тедеско, расходы которого мастер обязуется оплачивать из расчета один карлино в день, при этом и сам Якопо будет с 9 августа по 16 сентября выплачивать Леонардо, Салаи и Томмазо различные суммы [696].
Жизнь с ее жестоким подсчетом потерь и приобретений снова возвращается в привычную колею.
15
«Сундук в мо́настыре»
Флоренция, октябрь 1504 года
В начале осени, по случаю очередного отъезда из Флоренции, Леонардо чувствует необходимость провести опись своих самых ценных вещей, которые собирается запереть в сундуках. Открыв тетрадь, начатую чуть больше года назад, он принимается писать прямо на первых страницах, уже частично занятых зарисовками нижнего течения Арно, выполненными сангиной, и картографическими съемками окружающей территории, произведенными летом 1503 года.
Первая опись «сундука в манастыре» представляет нам наиболее ценные предметы его гардероба [697]. В отличие от прочих художников, людей как правило эксцентричных и потому одиноких, Леонардо любит общество государей, беседы с придворными, а значит, как и они, одевается по последней моде, в платья из тонких тканей. В сундуке оказываются как минимум две габбанеллы – дорожные куртки с широкими рукавами и капюшоном на подкладке из тафты; альбернуццо – широкий теплый плащ с капюшоном, какие носят, подражая арабам, испанцы; розовый каталонский шерстяной плащ, «именуемый кателано»; темно-лиловый плащ с бархатным капюшоном; еще один плащ, французского кроя, ранее принадлежавший Чезаре Борджиа и, возможно, подаренный им самим; яркие дублеты, лиловые и малиновые, из атласа или камлота, ткани, похожей на верблюжью шерсть, непременные розовые, лиловые и черные чулки, чепец и рубаха тонкого полотна, а также крашеный холст, служивший чехлом для гобелена. Впрочем, сундук преподносит и небольшой сюрприз: в нем не только вещи Леонардо. Три из двадцати предметов, две габбанеллы и дублет, тоже элегантного французского кроя, принадлежат Салаи, что только подтверждает тесное сплетение жизней мастера и ученика.
Другой список составляют книги, уложенные в два сундука, большой («памятная записка о книгах, которые я оставляю под замком в сундуке») и маленький (тот же «сундук в манастыре»). К нему добавлен еще один список, из пятидесяти «книг», название и содержание которых не указано: они отсортированы лишь по размеру (25 маленьких, 2 «крупных», 16 «побольше») и типу переплета (6 «в пергаменте», одна – «в обложке зеленой замши»), – вероятно, речь идет все о тех же рабочих тетрадях Леонардо [698]. Это самый длинный прижизненный список его книг: всего 116 наименований, к которым следует добавить 50 вышеуказанных тетрадей. Вновь упомянуты многие тексты из списка 1495 года, но заметно и значительное пополнение. Менее чем за десять лет Леонардо, этот ненасытный читатель, собрал библиотеку, которой могли бы позавидовать многие его современники, включая и так называемых «знатоков». Разумеется, список может быть фрагментарным (ведь это лишь почти произвольная опись содержимого двух сундуков,