Не думаю, что Умберто сказал так из мужской гордости, потому что продолжал массировать себе спину, как старушка. И все же Анита подшучивала над ним, якобы Умберто с его слабыми мускулами хочет казаться сильным. Когда в ванной он драматически стонал, она закатывала глаза. Анита заявила, что мужчины жалуются даже из-за царапины, вообще не знают, что такое настоящая боль. Она восприняла нытье сына всерьез, только когда Умберто слабым голосом сказал, что возьмет больничный и ляжет обратно в постель. Подобного он никогда не делал. Анита пошла за сыном в комнату, я слышала стук ее шлепанец, а за ним — речь на диалекте. Затем обеспокоенная мать вернулась на кухню, шумно порылась в ящике, достала градусник и вручила его своему двадцати четырехлетнему сыну. Анита хотела доказать, что тому нужно перестать притворяться, иначе она опоздает в офис, а в этом доме хоть кто-то должен работать.
С собакой гулять было не нужно, я могла просто собраться в школу. Я слышала шум воды в ванной, это опять оказался Умберто. Меня охватила зависть. Я тоже хотела заболеть. Как было бы прекрасно иметь повод вернуться в кровать, закрыть ставни, свернуться в позе зародыша под одеялом, погрузиться в беспамятство.
День тянулся медленно. Когда я вернулась домой, меня встретила тишина, которую нарушал только скрежет когтей черепахи, направляющейся в мою сторону. Кроме черепахи, в доме никого не было. Я почистила черепахе кусок огурца, съела кусок хлеба с оливковым маслом, включила телевизор и стала ждать. Анита и Умберто вернулись под вечер. Я услышала стон у лифта еще до того, как Умберто зашел в квартиру, придерживая себя за спину, выставив вперед живот и тихонько подвывая. Выражение лица у него было словно у распятого Иисуса. За сыном вошла Анита, которая вывалила из сумки на скатерть с цветами кучу лекарств. Она взяла две таблетки и протянула их Умберто вместе со стаканом воды.
— Только выпей весь стакан, понял? — сказала Анита, словно медсестра больному в конце долгой смены. Потом Анита снова наполнила водой стакан и медленно отвела Умберто в его комнату. Все это время Умберто не шутил и не протестовал, был послушен, как ягненок.
— Анита, что случилось? — спросила я, как только та села за стол перед кучей лекарств. У Аниты был изможденный вид, она действительно нуждалась в сигарете, которую наконец закурила. Анита объяснила, что утром Умберто стало хуже: он все чаще ходил в ванную пописать или хотя бы постараться это сделать. Потом его тошнило, и температура поднялась до сорока градусов. Тогда Анита решила отвезти сына к семейному врачу, который отправил их в больницу, чтобы сдать все анализы. Умберто даже сделали эхографию. Оказалось, что у него камни в почках. Они редко бывают у таких молодых людей и почти никогда не причиняют такую боль. Эти камни — очень большие, твердые образования минеральных солей, которые образовались в почках и рано или поздно должны выйти по очень узкому каналу уретры.
— Но разве минеральные соли вредны?
— Да нет. Оксалаты, фосфаты, кальций — все это полезно, если не злоупотреблять… Подожди немного!
Анита вскочила и вышла из кухни, забыв о сигарете. Топая, вернулась со стаканом воды и вылила ее в раковину, как будто это был яд.
— Кальций! — воскликнула Анита, словно отгадала загадку. — Черт бы побрал Умберто с его чаем! Он всегда твердит: «Кофе вреден, кофе вреден». Это неправда. Чай вреден!
— Но почему?
— Ты видела пленку на поверхности заваренного чая, она еще остается на стенках чашки? Так вот, это известняк, карбонат кальция. В нашей воде из-под крана его много. Поэтому я всегда кладу в чай много сахара и лимона. Мне не нравится молочный привкус этого карбоната кальция, поэтому стараюсь его замаскировать.
— И ты правда думаешь, что камни появились из-за чая?
— А из-за чего еще, Фри? Врачи сказали, что другие факторы риска — это неправильное питание: алкоголь, жареное и жирное, вроде свинины. А Умберто ничего из этого не ест и не пьет алкоголь. Он только и делает, что проповедует здоровый образ жизни, жизнь без пороков.
Анита сжала губами сигарету, словно заявляя, что добавить ей нечего.
— Это правда.
— Максимум, что он может, — это выкурить косяк время от времени.
— Умберто? Это он тебе сказал?
— Да я знаю. Первый косяк я ему сама купила, и мы выкурили его вместе с его друзьями.
Я наблюдала за Анитой, пока та тушила окурок в пепельнице. Она никогда не переставала меня удивлять.
— Значит, непонятно, откуда взялись эти камни. Может, что-то генетическое?
— Если это так, то явно не от меня. Еще один недостаток, который ему передал отец!
До нас долетел мрачный стон. Анита вскочила, как пружина, но пошла не в комнату, а к телефону — звонить Луизе. Я услышала, как Анита попросила подругу купить и привезти как можно больше «Воды Мадонны». Анита объяснила Луизе, что Умберто нужно много пить, но не воду из-под крана. Единственная вода, которую, по мнению Аниты, мог пить Умберто, — вода Стабии, известная своими мочегонными свойствами. «Вода Мадонны» эффективнее, чем все лекарства и обезболивающие, которые Умберто прописали. Врач также сказал, что на то, чтобы камни вышли из организма, может потребоваться несколько дней, и велел приготовиться к долгой ночи.
* * *
Как только Луиза привезла воду, мы заставили Умберто приподняться в кровати и выпить целый стакан. Он пил, подняв взгляд к единственной лампочке на потолке, свет которой окрашивал его лицо в желтоватый свет и подчеркивал круги под его глазами. Анита снова наполнила стакан, поставила его на тумбочку рядом с очками и градусником. Потом она помогла Умберто подняться и проводила согнувшегося в три погибели сына в ванную. Когда он писал, то выл как волк. Ужасно было слушать эти крики и знать, что ты ничем не можешь помочь. Умберто не сдерживался, не скрыл от нас ни одной сцены в спектакле своего страдания. Его крик разрывал меня изнутри, открывая во мне рану, которая совсем не зажила. Когда Умберто вернулся в свою спальню, я поправила ему подушку. Ту самую, которую взбивала каждое утро, прежде чем с раздражением, которого сейчас стыдилась, засунуть под нее пижаму. Сегодня на Умберто была пижама голубого цвета с коричневой резинкой, от парня пахло потом.
Мы с Анитой и Луизой пили кофе за кухонным столом, заваленным лекарствами с непроизносимыми названиями и бутылками с этикетками с изображением каравеллы