Виссарион Григорьевич Белинский, отражая нападки на Ф.М. Достоевского, так отозвался о повести: «Как талант необыкновенный, автор нисколько не повторился во втором своем произведении, – и оно представляет у него совершенно новый мир. Герой романа – г. Голядкин – один из тех обидчивых, помешанных на амбициях людей, которые так часто встречаются… Если внимательнее осмотреться кругом себя, сколько увидишь господ Голядкиных, и бедных, и богатых, и глупых, и умных!.. Итак, герой романа – сумасшедший! Мысль смелая и выполненная автором с удивительным мастерством!» Белинский считал, что неуспех «Двойника» произошел лишь оттого, что автор еще не умеет владеть «избытком собственных сил», «определять разумную меру и границы художественному развитию задуманной им идеи».
Критик и публицист В.Н. Майков как нельзя лучше отразил основной смысл «Двойника»: «В этом произведении он (Достоевский. – Прим. авт.) так глубоко проник в человеческую душу, так бестрепетно и страстно вгляделся в сокровенную манипуляцию человеческих чувств, мыслей и дел, что впечатление, производимое чтением “Двойника”, можно сравнить только с впечатлением любознательного человека, проникающего в химический состав материи».
Давайте послушаем и мнение самого Достоевского на этот счет. В последний год жизни в письме к художнице Е.Ф. Юнге он писал: «Что Вы пишете о Вашей двойственности? Но это самая обыкновенная черта у людей… не совсем, впрочем, обыкновенных. Черта, свойственная человеческой природе вообще. … Вы мне родная, потому что это раздвоение в Вас точь-в-точь, как и во мне, и всю жизнь во мне было. Это – большая мука, но в то же время и большое наслаждение». Писатель рассказывает о способе вылечиться от этого: «Верите ли Вы во Христа и в его обеты? Если верите (или хотите верить очень), то предайтесь ему вполне, и муки от этой двойственности сильно смягчатся, и Вы получите исход душевный». Мы еще не единожды обратимся к этой теме, потому что во всех последующих произведениях мысль о двойничестве и о вере присутствует всегда. Важно, что текст и вправду непростой, но каждый найдет в нем свои смыслы и озарения.
Так что если вы вдруг захотите разобраться в тонкостях того, что хотел донести Ф.М. Достоевский, прочитаете повесть, а потом «…спросите себя, нет ли в вас самих чего-нибудь голядкинского, в чем только никому нет охоты сознаться…»
«Униженные и оскорбленные»
Замысел этого произведения возник в 1857 году, а воплотил его Достоевский в 1860–1861 годах. Роман создавался параллельно с работой над «Записками из Мертвого дома». Опубликован он был в январе – феврале 1861 года в журнале «Время». Это своего рода переходное сочинение писателя, которое подводит итоги под ранним периодом творчества и открывает более сложный, более зрелый этап в литературной деятельности Достоевского.
Сюжет данного произведения вряд ли можно отразить в нескольких строчках или в нескольких страницах, да и, пытаясь это сделать, можно создать неправильное впечатление обрезанными событиями и характеристиками. Это первая большая работа автора, не относящаяся к легкому чтиву, и читать ее стоит в оригинале, глубоко вникая, дабы составить только свое, возможно, отличное от других, мнение. Роман показывает жизни людей, семей на фоне социальных проблем и общечеловеческих. Тема «бедных людей» здесь представлена более масштабно, более глобально. Распадаются семьи, разрушаются личности в том обществе, где правят деньги, и единственный выход из этого – человечность и сострадание.
Книга имела успех у публики, но не у всех критиков. Самое удивительное, что Достоевский принял отрицательные мнения со смирением и даже согласился с ними. «Совершенно сознаюсь, что в моем романе выставлено много кукол, а не людей… Но вот, что я знал наверно, начиная тогда писать: 1) что хоть роман и не удастся, но в нем будет поэзия, 2) что будет два-три места горячих и сильных, 3) что два наиболее серьезных характера будут изображены совершенно верно и даже художественно. Этой уверенности было с меня довольно. Вышло произведение дикое, но есть в нем полсотни страниц, которыми я горжусь». Что ж, смирение всегда похвально, а критики на то и критики, чтобы критиковать, но роман соответствует идеям и таланту автора. Достоевский прекрасно понимал, что он идет необычным путем, что его стезя – это новаторство.
Некоторые моменты в «Униженных и оскорбленных» автобиографичны. В них он впервые использовал многие художественные приемы, ввел новые сюжетные ходы, расставил акценты, там, где это было необходимо, применил символы и т. д. Впоследствии Достоевский неоднократно применял опробованные приемы в других романах. Давайте рассмотрим некоторые из них. Так, например, повествование ведется от первого лица, где герой одновременно и рассказчик, и действующее лицо. В рукописи не соблюдается хронология, более того, Федор Михайлович сместил границы времени для сближения различных эпох. Нельзя не отметить параллельное развитие сюжетных линий или их удвоение, что возвращает нас к теме двойничества. Любовная история в романе имеет вид даже не треугольника, а многоугольника, состоящего из нескольких треугольников, некоторые из которых даже не замкнуты. «…Я прямо сказал, что люблю очень Катю, но что как бы я ее ни любил, и кого бы я ни любил, я все-таки без нее, без Наташи, обойтись не могу и умру…» Вдобавок ко всему в романе масса мистических совпадений. И, как всегда, Петербург – тот самый большой город того времени, в котором сконцентрированы все социальные противоречия и конфликты. В романе задействованы, в первую очередь, петербургские трущобы с их обитателями. Все перечисленное в совокупности создает запутанную интригу.
Достоевский рисует неидеальных людей, которые одновременно добрые, благородные и страдающие, но в то же время нравственно больные, потому что они живут в состоянии регулярного унижения их человеческого достоинства, что не проходит без последствий для человеческой души. Ключевое место в произведении занимает вопрос эгоизма в разнообразных его формах и проявлениях.
Возвращаясь к мнению критиков. Одни хвалили, другие ругали, или и хвалили, и ругали одновременно, но никто не остался в стороне. Язык Федора Михайловича, его смелые идеи всегда возмущали спокойствие общества. Для примера хочется привести некоторые отзывы. А.А. Григорьев, поэт, литературный и театральный критик, выразился контрастно: «…Что за мощь всего мечтательного и исключительного и что за незнание жизни!» Не менее противоречиво отозвалась и Е. Тур [117]: «Как велико и широко должно быть то сердце, которое диктует страницы, исполненные смягчающего