Лучшими из этих пьес были: «Эсфир и Агасфер», «Рождество Христово», «Кающийся грешник» и «Христово Воскресенье», с весьма аллегорическими посторонними действиями. Первая из этих пьес впоследствии, по повелению Елисаветы Петровны, игралась Великим постом на придворном театре; по преданию, во второй пьесе Пречистой Девы Марии на театре между действующими лицами не было, а был только образ ее.
Публичные представления на Красной площади в конце 1704 года на время прекратились в этом году: Яган Куншт, этот предтеча нынешних антрепренеров, бежал из Москвы, не заплатив жалованья никому из своих служащих. Несчастные его комедианты принуждены были просить, чтобы для уплаты им Кунштова долга взять в казну принадлежащие его театру гардероб и другие вещи. В хронике русского театра Носова приведен список описанных вещей и следующее объявление об аукционе: «Продаются театральные украшения, принадлежащие директору немецких комедиантщиков Ягану Куншту, убоявшемуся нашего градского начальства наказания за сочиняемые им и играемые на публичном театре пасквильные комедии, уехал из России инкогнито, не заплатя никому жалованья, по сему резонту и объявляем, что продажа сия делается на уплату долгов комедиантов».
В числе вещей продавались: дворец с великолепными садами, крепостями, лесами, рощами, лугами, наполненными людьми, зверями, птицами, мухами и комарами; море, состоящее из 12 валов, из которых самый огромный, 9-й, вал немного поврежден. Полторы дюжины облаков, снег в больших хлопьях из белой овернской бумаги и т. д.
После Куншта театр на Красной площади перешел в руки Отто Фюрста; представления у последнего чередовались с русскими представлениями; русские давались по воскресеньям и вторникам, а немцы играли по понедельникам и четвергам, – немецкие и русские пьесы представлялись под управлением Фюрста. Немецкая труппа давала по большей части так называемые пьесы на случай (pièces de circonstances). Так, например, в 1703 году ему поручалось поставить драматическое представление на случай взятия русскими Нотебурга, или Орешка. Новому антрепренеру было отдано несколько русских учеников в науку. Об этих русских актерах сохранился интересный документ, относящийся к 1705 году, рисующий как ту эпоху, так и состояние тогдашнего драматического искусства у нас.
Вот этот доклад начальству: «Ученики комедианты русские без указу ходят всегда с шпагами, и многие не в шпажных поясах, но в руках носят, и непрестанно по гостям в нощные времена ходя пьют. И в рядах у торговых людей товары емлят в долги, а денег не платят. И всякие задоры с теми торговыми и иных чинов людьми чинят, придираясь к бесчестию, чтоб с них что взять нахально.
И для тех взяток ищут бесчестий своих и тех людей волочат и убыточат в разных приказех, мимо государственного посольского приказу, где они ведомы.
И взяв с тех людей взятки, мирятся не дожидаясь по тем делам указу, а иным торговым людям бороды режут для таких же взяток».
Особенно в таких злокозненных деяниях обличался актер Василий Теленков, он же Шмага пьяный, – по посланному на него доносу к боярину Головину вышла от последнего резолюция: «Комедианта пьяного Шмагу взяв в приказ высеките батоги».
В 1704 году в труппе Фюрста женские роли исполняли две женщины: девица фон Велих и жена генерального доктора Паггенкампфа, в русских документах последняя попросту переделана в Поганкову. Первая жалованья получала 150 рублей, вторая – по 300 рублей [52]. В 1705 году в Москве публичных немецких спектаклей не давалось. В 1707 году драматические представления часто происходили при дворе царицы Прасковьи Феодоровны и великой княжны Натальи Алексеевны; из дворцовых документов видно, что в разное время высылались по требованию цариц в село Преображенское и Измайлово театральные костюмы и декорации, которые служили в труппах Куншта и Фюрста.
В селе Измаилове дочь царя Иоанна Алексеевича сама распоряжалась представлениями за кулисами. На этом придворном театре в антрактах являлись дураки, дуры, шуты с шутихами и забавляли зрителей пляскою под звуки рожка с припевами или разными фарсами. Там было, по пословице царя Алексея Михайловича, «делу время, а потехе час». В 1706 году, в год смерти второго [53] директора русского театра графа Ф. А. Головина, второй антрепренер, бывший золотых дел мастер Артемий Фюрст, принимал участие в церемонии его похорон; последние, как известно по уцелевшей современной гравюре, отличались необыкновенною пышностью, актерам были выданы из театрального платья «латы добрые всея воинские одежды и с поручи и с руками».
При другой, тоже пышной церемонии, для торжества по случаю Полтавской победы, в Москве было построено несколько триумфальных ворот, и на одних, именно в Китай-городе, на площади у церкви Казанской Богородицы, устроены декорации из комедиального дома. Известно еще, что в 1713 году, по указу царицы Прасковьи, были взяты из «комедии, обретающиеся близ Николаевских ворот, двадцать перспективных картин».
На всех этих театрах русскими учениками Куншта и Фюрста играны были пьесы следующие: «О Франталисе эпирском и о Мирандоне, сыне его», «О честном изменнике», «Тюрмовый заключенник, или Принц Пикельгяринг», «Постоянный папиньянус», «Доктор Принужденный» и проч. Все эти пьесы имели все театральные эффекты и ужасы – сражения, убийства и проч.
По обыкновению, в пьесах были и смешные сцены, где шут Пикель Гяринг [54] сыплет грязные площадные шутки, поет куплеты, вроде:
Братья, да возвеселимся,
Сим вином да утвердимся!
Бог убо весть – сколько нам жити,
Ныне идем купно в поле,
Убитыми быть или вздраве… и т. д.
Бергхольц говорит, что о представлениях на театрах к знатным людям сами актеры разносили афиши и что один из таких придумал даже извлекать из этого выгоды, выпрашивая вознаграждение, за что и был наказан батогами. Афиши были печатные и так называемые перечневые; последние печатались для лучшего объяснения публике содержания и хода представления.
После Петра I, при Екатерине и в последующее царствование, в Москве публичных представлений не было. Со вступлением на престол Анны Иоанновны простота прежних времен сменилась великолепием и пышностью. Никогда еще коронование русских государей не совершалось с таким великолепием и блеском, как коронация Анны Иоанновны. К этому торжественному дню польский король Август II отправил в Москву отборнейшие таланты своей дрезденской оперы. Это были итальянцы, между которыми находились европейские знаменитости, превосходные певицы, танцовщики и музыканты. Из числа их особенно отличалась актриса Казанова, мать известного авантюриста Жака Казанова, и комик певец Педрилло, впоследствии шут государыни.
Этими-то артистами и была представлена первая итальянская интермедия, с неслыханною роскошью в костюмах и декорациях. В 1741 году, с восшествием на престол