Граф был женат на графине Варваре Петровне Шереметевой; он служил при дворе, сперва камер-юнкером, потом камергером, затем, в 1778 году, вышел в отставку, жил в Москве и занимался отделкою дома в выделенном ему отцом селе Горенках. В 1784 году он разошелся с женою; простая, бесхарактерная и кое-как воспитанная, графиня Варвара Петровна давно уже надоела вспыльчивому вольтерьянцу-мужу своею набожностью, суеверием и совершенною беспомощностью.
После рождения младшего сына своего, Кирилла, графиня должна была покинуть детей и выехать из дома Разумовского. Графиня очень боялась мужа и с разбитым сердцем оставила нежно любимых детей.
По словам А. Васильчикова, графиня купила себе в Москве, на углу Маросейки и Лубянской площади, место и выстроила там дом по образцу флигеля, существовавшего при доме ее свекра. После изгнания жены граф удалился от света и стал редко видеться не только с знакомыми, но даже с самыми близкими родственниками.
В 1807 году Разумовский был назначен попечителем Московского университета и его округа. По получении места одной из главных забот его было переведение университета в более пространное и удобное помещение.
Старым университетским строением, купленным Екатериною в 1785 году у князя Барятинского, он был недоволен и хотел перевести университет в Екатерининский, или Головинский, дворец в Лефортове. Отдача дворца под университет не состоялась.
В 1809 году Александр I посетил Москву и подробно осмотрел университет. Посещение императором университета и выгодное впечатление, произведенное на государя Разумовским, обратило на него высочайшее внимание. Гордый, угрюмый, желчный и раздражительный у себя в кабинете, Разумовский, при случае, умел блеснуть в обществе. Его несомненные познания, утонченная светскость показались императору достаточными для того, чтобы сделать его достойным преемником старого Завадовского. Вигель говорит: «Может быть, Линней и был бы хорошим министром просвещения, но между ученым и только что любителем науки – великая разница».
Воспитанный за границей и начиненный французской литературой, он считал себя русским Монморанси. Он никакой памяти по себе не оставил в министерстве. Заслугой на министерском поприще Разумовского было основание Царскосельского лицея, на экзамене которого впервые раздались публично стихи Пушкина. Существует известие, что после этого экзамена у Разумовского был торжественный обед, на который был приглашен и отец поэта. Обращаясь к отцу Пушкина, Разумовский сказал ему:
– Я бы желал, однако ж, образовать сына вашего в прозе.
– Оставьте его поэтом, – пророчески и с необыкновенным жаром возразил Державин [151].
При Разумовском надзор за типографиями, книгопродавцами, журналами, книгами и газетами был крайне строг, и ему между тогдашних невинных литературных произведений стали представляться мысли, никогда не приходившие на ум писателям. Строгости эти дошли до того, что он вместе с министром полиции, Вязмитиновым, нашел неприличными суждения журналов о театрах и актерах, так как первые императорские, а вторые находятся на царской службе, и безусловно запретил критические статьи об игре актеров и рецензии о самих пьесах…
В 1816 году Разумовский вышел в отставку и переехал в Москву.
Н. И. Греч в своих записках говорит: «Разумовского подсидел директор лицея Е. А. Энгельгардт. Он будто невзначай попался навстречу Александру I в Царском Селе и на вопрос государя, что делает, отвечал, что огорчен выговором министра. Государь полюбопытствовал узнать за что, Энгельгардт отвечал: „В декабре прошлого года представлял я министру о необходимости сделать торги на постройку летних панталон воспитанникам и не получил никакого ответа. В январе повторил представление – и тут ответа не было. В марте третье представление – и новый отказ. Вот наступил май, и я сшил панталоны без торгов. В октябре, наконец, получил я разрешение на торги, но тогда донес, что панталоны уже сшиты и изношены. Министр сделал мне строжайший выговор за ослушание пред начальством и неисполнение приказаний“». Через неделю Разумовский был отставлен.
В 1818 году весь двор посетил графа в роскошных его хоромах на Гороховом поле и осматривал его ботанические сокровища. В Отечественную войну, в бытность французов в Москве, его дом нисколько не пострадал; в нем жил Мюрат, и строгий караул охранял все диковинки этого барского жилья.
Граф тяготился своими пышными палатами, требующими большого ремонта, и он два раза просил императора купить его в казну. Цену он за него назначал 850 000 рублей, из которых только 50 000 рублей желал получить наличными деньгами, остальные же 800 000 рублей просил зачитать за долги, состоящие за ним в разных казенных местах. Хотя дом лично был известен императору, но покупка его в казну тогда не состоялась. Граф в марте 1822 года внезапно и серьезно заболел в своем имении Почепе и 5 апреля скончался; старый вольтерьянец перед смертью покаялся и прильнул устами к поданному ему дочерью Распятию.
Характер графа в последние годы был невыносимым. Все его боялись, весь дом дрожал при вспышках его гнева. С крестьянами своими он был суров; каждую его прихоть приходилось исполнять немедленно и во что бы то ни стало. Так, весною граф из Почепа вдруг всем домом поднялся в Баклан, чтобы там слушать соловьев. Это было во время разлития рек, и несколько тысяч крестьян строили дамбы и насыпи для его проезда. С детьми своими граф не ладил. Младший, Кирилл, сумасшедший, томился в каземате; со старшим сыном Петром он несколько лет как прервал всякие сношения. Он воспитывался за границей и по образованию был совсем француз; начал он службу в Измайловском полку и дослужился до чина генерал-маиора. Петр Алексеевич отличался самою широкою расточительностью; несмотря на хорошее содержание, получаемое от отца, матери и богача-дяди, графа Шереметева, он не выходил из неоплатных долгов. Это обстоятельство и подвинуло Шереметева на неравный брак, наделавший столько шуму в обеих столицах.
Разумовский своих родных никогда не посещал, а окружил себя самым неподходящим обществом. Чтобы отвлечь его от разных знакомств, отец перевел его на службу в Одессу, где тогда губернатором был герцог Ришелье. Здесь он повел жизнь еще безнадежнее, окружив себя разными проходимцами и темными лицами, и делал долги направо и налево. На Молдаванке, под Одессой, он выстроил себе с безвкусными затеями дачу и под всем строением, под домом, устроил лабиринт, многочисленные извилины которого были ему одному лишь известны. Здесь он скрывался от докучных кредиторов и незваных гостей.
Он продал после отца свой роскошный дом в Москве своим заимодавцам за очень скромную сумму. Все еще дорогие вещи и ценные картины, гобелены, бронза, фарфор также