Только полчаса спустя, наплакавшись в волю, Глафира Семеновна утерла украдкой слезы и, отвернувшись от мужа, принялась есть сандвичи.
Коммивояжер уже спал или притворился спящим.
LXXVI
После ночной трапезы супруги уже не ссорились вслух, а только дулись друг на друга. Николай Иванович, почти один выпив бутылку вина, хоть и проповедовал раньше, что ему и Глафире Семеновне нужно быть настороже против мошенников, а потому спать попеременно, стал клевать носом и заснул первым. Глафира Семеновна еще бодрствовала, смотрела, как мелькали в темном окне одинокие огоньки, но и она, аппетитно позевав, вскоре заснула крепким сном под равномерный стук колес.
Когда Глафира Семеновна проснулась, поезд стоял на какой-то станции. Только еще рассветало. Коммивояжер и толстенький француз были уже проснувшись. Толстый француз зевал и, сняв с себя туфли, переобувался в полусапожки. Коммивояжер, стоя во весь рост, делал свой туалет. Он смотрелся в маленькое складное зеркальце и причесывался, закручивая усики.
– Последняя станция перед Женевой. Через пятнадцать минут будем на месте, – сказал он Глафире Семеновне, любезно поклонившись, и осведомился, хорошо ли она отдохнула.
Глафира Семеновна, пробормотав «мерси», стала будить мужа. Тот открыл глаза и бессмысленно смотрел на жену.
– Надо будет связать наши вещи. Сейчас приедем, – сказала она.
– Куда?
– Да в Женеву.
Николай Иванович покосился на причесывавшегося коммивояжера, поморщился и спросил жену:
– И этот болван в Женеву едет?
– Да почем же я-то знаю? Я его не спрашивала.
– В Женеву, это видно. Знаешь что, Глафира Семеновна: мне что-то не хочется останавливаться в Женеве. Ну ее к черту! Поедем дальше.
– Как к черту? Да ведь в Женеве-то Швейцария, мы здесь эти самые Альпийские горы увидим, те швейцарские виды посмотрим в натуре, которые у нас в гостиной на картинах.
– Что нам горы! Что нам виды! Плевать на них. Горы-то и виды мы и проезжая по железной дороге увидим! Конечно же плевать, – говорил Николай Иванович, а сам все косился на коммивояжера.
– Ну это тебе плевать, а я плевать не желаю. Нет, нет, я хочу видеть Женеву и Альпы, я про Женеву очень много читала, еще недавно читала. Здесь маркиз де Фурма провел свой медовый месяц с Леонией. Они ездили по озеру при свете луны.
– Опять из романа? Ах, черт их возьми.
– Ну уж ты там чертыхайся или не чертыхайся, а в Женеве мы хоть на один день остановимся. Ты это должен сделать за твою парижскую провинность.
– Опять за провинность. Да ведь уж я за свою провинность купил тебе на сто семьдесят франков кружев и разной дряни. Провинность! Удивительно, как вы памятливы. На себя бы лучше оглянулись, – сказал Николай Иванович и опять покосился на коммивояжера.
– Пожалуйста, не говорите глупостей! Я знаю, на что вы намекаете, но это глупо и глупо. В Женеве мы должны остановиться.
Глафира Семеновна стала собирать свои вещи и увязывала их ремнями. Поезд, катя на всех парах, подъезжал к Женеве. Уже значительно рассвело. Сквозь утренний туман виднелись очертания гор, вершины которых, однако, были скрыты облаками. Женщины в синих платьях и соломенных шляпках, с граблями на плече или с плетеными корзинками за спиной шли около полотна дороги на работу. Направо и налево виднелись виноградники и между ними каменные домики. Николай Иванович, хмурясь, смотрел на все это и досадливо кусал губы.
Поезд стал убавлять ход, показалась станция.
– Романистка! На каком здесь языке говорят: на французском или на немецком? – ядовито отнесся к жене Николай Иванович.
– А вот услышишь.
Поезд остановился. Супруги забрали свои вещи и стали выходить. Глафира Семеновна держала в руках две подушки и саквояж. Коммивояжер подскочил к ней и хотел помочь.
– Не требуется-с. Алле! – остановил его жестом Николай Иванович. – Вишь, какой услужливый! Стянуть что-нибудь захотелось?
– Совсем дурак! – со вздохом проговорила Глафира Семеновна.
Они вышли из вагона. Подскочивший к ним носильщик показал на свой нумер на груди и, взяв от них подушки и саквояжи, спрашивал:
– Quel hôtel désirez-vous, monsieur? [525]
– Ага! Здесь французят. Ну ладно, – сказал Николай Иванович. – Только смотри, Глафира Семеновна, больше как на один день я здесь не останусь.
Около станционного дома у дверей пожилой человек в пиджаке и с сигарой в зубах и блузник остановили их.
– Qu’est-ce que vous avez là, monsieur? Ouvrez [526], – указал человек в пиджаке на саквояжи.
– Monsieur le visiteur des douanes… [527] – отрекомендовал его носильщик.
Супруги не понимали и вопросительно смотрели друг на друга. Человек в пиджаке и носильщик показывали супругам знаками, чтобы они открыли свои саквояжи. В это время подскочил коммивояжер и заговорил с человеком в пиджаке что-то по-французски, указывая на супругов. Человек в пиджаке выслушал и сказал супругам «allez», пропуская их в двери.
– Таможня, что ли? – наконец стала догадываться Глафира Семеновна.
– Да почем же я-то знаю! Я знаю только, что вон этот паршивый болван, нахал с усиками, не отстает от нас и решительно во все наши дела ввязывается! – раздраженно воскликнул Николай Иванович, кивая на коммивояжера.
– Да ведь он же помог нам. Через него нас пропустили.
– Не желаю я его помощи.
На подъезде стояли швейцары из гостиниц с бляхами на фуражках и с надписями названий гостиниц.
– «Отель де Рюсси»… – прочел Николай Иванович по-французски у швейцара на фуражке и воскликнул: – Слава Богу! Наконец-то хоть здесь есть русская гостиница! Почтенный! Эй! забирай наши вещи! – махнул он рукой швейцару. – Номер нам… Почем у вас в «Отель де Рюсси» приличный номеришко с двумя кроватями?
Швейцар бросился забирать вещи супругов, но на вопрос отвечал:
– Comprends pas, monsieur [528].
– Как? Швейцар из гостиницы «Россия» – да не говоришь по-русски? Вот это ловко! Какая же после этого Россия?!
– Ведь это швейцар, а в гостинице, может быть, и говорят по-русски, – вставила свое слово Глафира Семеновна. – Пойдем.
Они пошли за швейцаром. Швейцар привел их к карете, посадил их туда и вскочил на козлы. Карета помчалась по широкой улице с большими серыми домами, завернула за угол и тотчас же остановилась у подъезда. Супруги не ехали и трех минут.
– Только-то? Уж и приехали? – удивленно проговорил Николай Иванович, вылезая из кареты. – Не стоило и ехать. Пешком бы дошли. Черти! Ведь нарочно морочат людей, чтобы содрать за карету по два франка с пассажира!
– Да уж выходи. Полно тебе ворчать из-за четырех франков. На кутеж в Париже семисот, шестисот не жалко, – попрекнула его Глафира Семеновна.
LXXVII
Гостиница «Россия» одна из роскошных гостиниц в Женеве. Супруги вошли в подъезд