Спрашиваю, как она выбрала профессию. Лена рассказывает, что родилась в Ярославле, в очень бедной семье. Отец бросил мать, когда та была беременна Леной. Мама, ученый-химик, из-за того что в НИИ не платили денег, ушла в школу учительницей, а еще мыла полы. В школе регулярно выдавали крошечную зарплату. В 9 лет Лена пошла работать: четыре года, до 13 лет, она пела в хоре, который выступал в больницах и ДК, за эти концерты платили. Еще Лена корчевала кусты и тоже мыла полы. Когда Лене было лет 13, оказалось, что вместо школьных уроков труда есть возможность посещать Межшкольный учебный комбинат, где учат на машинистов, слесарей, поваров и даже журналистов. Лена хорошо писала и решила попробовать. Учили их прямо в редакции областной газеты «Северный край». Учеба быстро перешла в работу. За каждый опубликованный текст платили столько же, сколько за мытье полов. Лене нравилось, что она как взрослая, работает во взрослой газете, нравилось видеть свое имя под текстами.
Летом 2003 года Лена случайно купила в «Союзпечати» «Новую газету». Ту сразу разбирали, а тут ей впервые достался экземпляр. Она открыла газету на статье Анны Политковской, это был материал про зачистки в Чечне. Там рассказывалось в том числе о том, как девятилетний мальчик запрещает своей маме слушать песни на русском языке по радио, потому что его отца вернули в село без языка и мертвым. Там говорилось о том, как мужчину распяли, прибили гвоздями к кресту. Лена впервые узнала слово «зачистки». Впервые узнала страну, в которой живет. Она говорит, что этот текст был написан так, что ей стало ясно, что в нем все правда: детали, имена, цитаты. Это был подлинный рассказ о людях, которые пережили ад. Ленина реальность начала разваливаться. До статьи Политковской Лена считала себя «информированной девочкой». Школа выписывала прессу, Лена читала там подшивки «Комсомольской правды», «Учительской газеты», «Московского комсомольца». Там уже так не писали.
Лена отправилась в областную библиотеку и взяла там подшивку «Новой газеты». Она прочла в ней все материалы Политковской и поняла, что все, что она знает, неправда. Она стала читать других авторок «Новой» и поняла, что вообще не знает ничего. Не с кем было поговорить про все это, все вокруг Лены верили телевизору. В первое время после своей инициации она ходила и злилась на «Новую газету». В общую правду она верить уже не могла, а своей правды в 14 лет у нее пока не было. Очень тяжело, говорит Лена, когда не разделяешь общей правды.
После первого курса журфака Лена устроилась в «Новую газету», как и хотела, и проработала 17 лет, до весны 2022 года. Ее последней на данный момент командировкой от «Новой» была поездка на территорию боевых действий. В марте 2022-го Лене пришлось уехать из России. Тогда же, в марте 2022-го, «Новая газета», которая годом ранее получила Нобелевскую премию мира, приостановила свою деятельность. Лена Костюченко пока не может вернуться домой.
Татьяна
Татьяна Малкина – супергероиня, которая не ощущает себя таковой. Сестра всех нас, ужасающихся девочек, оставшихся в России или покинувших ее. Татьяна четкая и колючая. Она из журналистики девяностых – того добережного, доправозащитного периода, когда журналистика была острополитической, пока еще не остросоциальной. Татьяна – ровесница Холодова, она родилась с ним в один год, в соседние месяцы, в журналистику она пришла на десять лет раньше него. Татьяна была корреспонденткой «Независимой газеты», обозревательницей в газете «Время новостей», заведовала отделом политики в газете «Сегодня», была политическим колумнистом в «Московских новостях», основала журнал «Отечественные записки», вела авторскую программу на ТВЦ и новостную на канале «Дождь» [21]. Еще она работала в журналистских пулах обоих постсоветских президентов.
Многие знают Татьяну Малкину по одному из первых подвигов гласности. 19 августа 1991 года Татьяна, девятнадцатилетняя, в клетчатом мамином платье, с толстой допоясной косой, на следующий день после вечеринки по случаю своего рождения спросила участников ГКЧП на их пресс-конференции, осознают ли они, что этой ночью они совершили государственный переворот. Пресс-конференцию транслировали по телевидению. Дыхание перехватило у миллионов человек. Когда я спросила Ксению Лученко, почему она решила стать журналисткой, та ответила мне, что хотела быть «как Таня Малкина»: в платье, с красивой длинной косой, смелой женщиной, задающей главный бесстрашный вопрос команде властных стариков, которые попытались остановить время.
Жалуюсь Малкиной, что для многих я по-прежнему девочка, написавшая роман о Кикиморе, несмотря на четыре новые книги. Татьяна говорит, что после тридцати лет журналистской работы ее по-прежнему помнят девочкой с косой, которая задала смелый вопрос организаторам ГКЧП.
Татьяна Малкина родилась и выросла в Москве, как она говорит, в «ящичной семье», то есть семье инженеров-конструкторов, работающих в закрытых научно-исследовательских институтах. Как Холодов, как я. Она с детства хотела быть журналисткой, потому что знала, что это – «прямой способ починки мира». А Татьяне хотелось чинить мир. Делать это, по ее словам, было возможно даже в советское время. Потому что тогда была социальная очеркистика, письма в редакцию с обратной связью – «спрашивали – отвечаем» и квазирасследования. Я спрашиваю у Татьяны, был ли в ее жизни такой текст, как для Лены Костюченко статья Политковской, который показал ей, какой должна быть журналистика. Татьяна отвечает, что нет, советская журналистика таких текстов еще не производила, не было языка. У Малкиной было желание такой язык отыскать.
Когда Татьяна