Вот об этом и зашел у меня с Юрием Ив. Петриченко, ярым приверженцем РОВС и слушателем Парижских военных курсов, долгий, принципиальный и откровенный разговор. Впрочем, говорить пришлось почти исключительно мне. Я старательно подчеркивал огромную культурную, но чисто бытовую пользу, которую приносит организация РОВС. Создавая подобие общественного мнения, он помогает поддерживать дисциплину, не дает людям опускаться и постоянно напоминает им, что они не обыкновенные рабочие и служащие, а имеющие заслуженные ими воинские чины – поручики, капитаны, полковники. В настоящее время на них лежит почетная обязанность представлять здесь интересы своей родины и поддерживать к ней уважение. С другой стороны, на руководителях РОВС лежат обязанности, главным образом культурно-просветительные. На этом и только на этом должна быть строго ограничена его деятельность.
Ничем не обоснованные обещания – обыкновенно, произвольно основанные на случайных ухудшениях в отношениях европейских государств и СССР, только отвлекают внимание большинства от естественного стремления закрепить свое социальное положение за границей. Создавая вредную иллюзию, что наше пребывание здесь является только кратковременным эпизодом, совсем ошибочно и даже преступно поощрять такие надежды на то, что можно чего-нибудь добиться террором и засылкой в Советский Союз отдельных лиц.
Вопреки моему ожиданию, реакция Петриченко оказалась весьма сдержанной. Он даже как будто согласился с моими доводами и, уходя и прощаясь, попросил меня изложить письменно все то, что я ему говорил, так как он хочет дополнительно обсудить то, что услышал от меня, с какими-то руководящими лицами РОВС.
Несколько дней я находился в нерешительности: имеет ли смысл браться за подобную, явно безнадежную задачу, но в конце концов решил, что кому-нибудь необходимо попытаться открыто сказать то, что представляется бесспорным и ясным.
После того, как Петриченко получил мою рукопись, прошло более месяца. Это и убедило меня в том, что моя попытка закончилась полной неудачей. Но как-то вечером он снова появляется и спрашивает, готов ли я следовать за ним? Догадавшись по его краткому приглашению, а главное, по его виду, что речь идет чуть ли не о конспирации, я молча надеваю плащ, показывая этим свою готовность. Мы идем по улице Дунав и в верхней ее части у собора Александра Невского сворачиваем на ул. Оборище. Конечно, как я и предполагал, мы направляемся туда, где находится штаб генерала Ф. Ф. Абрамова (на ул. Оборище), где находится старый одноэтажный дом, стоящий в самой глубине участка земли, который за то время, как он попал в аренду к русским, успел покрыться густой порослью кустов и деревьев; теперь каждую весну его обильно заселяют соловьи. Он находится точно против “медицинского садика”, как называем его между собою мы, русские.
Дойдя до калитки дома 17, мы останавливаемся, слушая трели и перекличку соловьев.
Отсюда к самому зданию идет еле заметная в темноте неширокая дорожка, которая нас приводит к боковой двери дома, которую открывает нам высокий человек с бородой. Петриченко его представляет: “Знакомьтесь. Это сын профессора Попова, которому удалось недавно вырваться из Союза”. Дальше мы входим в небольшую комнату, где Петриченко представляет меня второму лицу, которому рекомендует – Фоссу, Клавдию Александровичу.
Вот она, эта таинственная личность, которая, по слухам, заправляет всей организацией РОВС по отправке в СССР разведчиков и террористов, с историческим именем Клавдий – подумал я про себя, внимательно рассматривая его. Человек небольшого роста, худощавый, стриженный под машинку, с мелкими чертами лица, на котором я не приметил пока ничего привлекательного. Он первый начинает разговор, выразив свое согласие со “многими” (?) моими утверждениями, подчеркнув свое согласие с тем, что идеология у них в РОВС действительно хромает. После чего сразу же пригласил меня посещать их совещания, так как они и занимаются обсуждениями тех проблем, которые интересуют меня. Собираются они два раза в месяц именно здесь, в его кабинете.
Не буду описывать, с каким интересом ожидал я очередного вторника, когда мы должны были собраться у Фосса» [16].
Далее князь Ратиев описывает новую встречу с капитаном Фоссом и Поповым. Его доклад о необходимости разработки некой политической программы для РОВС вызвал у собеседников замешательство. Затем князь описывает нападение на одного из активистов движения «младороссов» А. Н. Игнатьева. Нападавшие были «валетами Фосса». После этого князь явился на службу к Фоссу и заявил о том, что всяческие отношения между ними прерваны [17].
Заслуживает внимания упоминание князем имен двух русских белых эмигрантов: Минина и Браунера. О первом он сообщает, что это был один из «валетов Фосса», а про второго пишет немного подробнее.
«С Браунером я не был знаком, но видел его на вечерах и собраниях. Знаю, что он бывший юрист, приятный и умный собеседник. В настоящее время он проживает в Русе и имеет какое-то близкое отношение к РОВС, чуть ли не возглавляет в этом городе его подразделение» [18].
Описанное выше знакомство князя Ратиева с капитаном Фоссом произошло в 1930 г.
При этом надо помнить, что свои воспоминания князь Ратиев писал во времена правления Народного фронта. О многом он наверняка умолчал, что-то мог исказить. Но одна деталь бросается в глаза при знакомстве с княжьими мемуарами. Оказавшись в изгнании, он еще в Константинополе покинул ряды Русской армии и записался в гражданские беженцы. В воинских организациях не состоял. В своих мемуарах не упоминает ни разу своих однополчан-марковцев после окончания Гражданской войны. Хотя немало ветеранов именно марковских частей в межвоенный период проживало в Болгарии. Достаточно вспомнить полковников Д. А. Слоновского и П. Я. Сагайдачного, капитана Б. А. Фишера и ряд других. Похоже на то, что он своих однополчан сознательно сторонился.
Что же касается коммунистической угрозы в Болгарии, то она была весьма серьезной в начале 1920-х гг. Еще учась в первом классе, я смотрел по первой программе Всесоюзного телевидения болгарский телесериал «На каждом километре» о болгарских коммунистах-подпольщиках. В первой серии была сцена – затопление болгарскими царскими жандармами баржи с политическими заключенными на фарватере реки. По всей видимости, это была река Дунай, а несчастные жертвы царских палачей – коммунистические повстанцы, участники сентябрьского восстания 1923 г.
В августе 2010 г., будучи проездом в болгарской Варне, я совершенно случайно в приморском парке набрел на мемориал в честь болгарских революционеров. На газоне были установлены плиты с именами болгарских революционеров, погибших в борьбе с царским режимом Бориса III. Всего около двухсот. Больше всего революционеров погибло в 1944 г. накануне или в ходе сентябрьской антифашистской революции, которую советская историческая наука и пропаганда называли «бескровной». Далее, в порядке убывания, следовали даты