Граф начинал жалеть, что согласился на эту затею. Он бы предложил всё отменить, но Зайдель был как охотничья собака, почувствовавшая след. Он сидел на краю сиденья, сгорбившись над рулём, вглядываясь в затемнённую дорогу. При каждом доме он сбавлял скорость и бросал короткий взгляд. Бормотал: «В этом чёртовом затемнении легко промахнуться…»
Особняки, скрытые за калитками и зарослями, шли один за другим — тёмные, безмолвные, заброшенные, каждый со своим стилем: одни — деревенские, другие — модерн, третьи — вычурные, как уменьшенные Версали. Тут было много денег, подумал Граф. Десятилетия, века богатства. Он сказал:
— Удивительно, что их ещё не разграбили.
— Не верь. Один из моих парней спрятал Вермеера под кровать. Настоящего, чёрт возьми, Вермеера! Его отправили в штрафбат на Восточный фронт.
— Это же почти смертный приговор.
— Практически. Дисциплина, дорогой Граф. Дисциплина! Армия рвёт на себе рубашку, защищая местную собственность. Местных людей — куда меньше. А, вот оно!
Он резко повернул руль, и они въехали в гравийную аллею. Насколько Граф мог рассмотреть в свете фар, дом был XIX века — квадратный, три этажа, во французском стиле, с ставнями и высокой крышей. У входа стояли несколько служебных автомобилей. У крыльца скопились листья. Окна были затемнены. Когда Зайдель заглушил двигатель, воцарилась глубокая тишина.
— Ты уверен, что это то самое место?
— Конечно. Ты всё ещё хочешь туда пойти?
— Почему бы и нет.
Он пошёл за лейтенантом к ступеням. Зайдель нажал звонок. Не дожидаясь ответа, толкнул тяжёлую дверь. Они вошли в большой холл, слабо освещённый красными абажурами. Лестница поднималась прямо впереди. Сбоку — двери. Где-то слышалась тихая музыка. Граф внезапно подумал, хватит ли у него денег.
— А сколько это вообще стоит?
— Сотня. Плюс чаевые — девушке. Или девушкам.
Одна из дверей открылась, и вышла женщина — полная, тёмноволосая, лет сорока. Её веснушчатая грудь едва удерживалась в вырезе чёрного бархата. Граф вежливо снял шляпу. Она узнала Зайделя — или сделала вид — и широко развела руки:
— Лейтенант! Какая радость вас видеть! Поцелуй для мадам Ильзы.
В её немецкой речи явно звучал восточноевропейский акцент, который Граф не смог определить. Она подставила лицо, и Зайдель поцеловал её в обе щеки — как родную тётю.
— А это кто?
— Это мой друг, доктор.
— Доктор! Позвольте взять ваше пальто, — сказала она Графу. Он расстегнул его и передал ей вместе с шляпой. Зайдель протянул ей свою фуражку. Она аккуратно повесила всё на вешалку. Граф заметил ещё пять фуражек — три серые вермахта, две чёрные СС — и кожаное офицерское пальто.
— Ну вот! Пойдёмте.
Она провела их через дверь в бар. В воздухе висели плотные слои сигаретного дыма, недвижные в красноватом полумраке. Граммофон играл сентиментальную песню в исполнении Мими Тома. Четверо или пятеро мужчин развалились в удобных креслах, вытянув ноги в сапогах, с расстёгнутыми мундирами, курили. На подлокотниках их кресел сидели девушки. Один эсэсовец, с опущенной на грудь головой, похоже, уснул на диване, обняв двух женщин, по одной с каждой стороны, которые шептались у него за спиной. У стойки бара толпилось ещё несколько женщин. Официантка, обнажённая по пояс, несла поднос с пустыми бокалами. Ильза подвела их к тёмному углу, где стояла пара кресел лицом друг к другу, и кивнула официантке.
— Что будете пить?
— У вас есть коньяк? — спросил Зайдель.
— Конечно, есть, — с обидой ответила она.
— Видишь, — сказал он Графу, — не зря пришли.
— Коньяк, — велела Ильза. Официантка удалилась.
— Ты уже успел осмотреться? Есть кто-то тебе по вкусу?
Граф огляделся. Девушки из леса он не увидел. Зайдель спросил:
— Та рыжая, Марта — она ещё здесь?
— Сейчас посмотрю, свободна ли. А ваш друг? — обратилась она к Графу.
— Что ищет доктор?
Он вглядывался в лица у бара:
— Блондинку. Молодую. Невысокую.
Зайдель рассмеялся:
— Ты та ещё загадка, Граф! У тебя и любимый размер обуви, небось, есть?
Хозяйка кивнула одобрительно:
— Думаю, у меня есть идеальный вариант.
Она направилась к бару. Зайдель достал пачку сигарет и предложил одну Графу. Принесли коньяк. Граф выпил залпом и протянул стакан для повторения. Они откинулись в креслах. Лейтенант закрыл глаза и начал дирижировать мелодии указательным пальцем. Он подпевал Мими Тома: «Спи, малыш, спи, и пусть тебе приснится сказка…»
Ильза вернулась с высокой молодой женщиной с кудрявыми медными волосами, которая сделала усилие, чтобы изобразить радость от встречи с Зайделем. За ней, миниатюрная на её фоне, шла девочка-куколка в обтягивающем атласном алом платье без рукавов. Ярко-красная помада и густая тушь делали её почти неузнаваемой. Завидев Графа, она сразу потеряла дежурную улыбку. Остановилась и слегка откачнулась назад на высоких каблуках. Марта уже устроилась на коленях у Зайделя и обвила его шею руками. Ильза, как мать, представляющая ребёнка на смотринах, направила блондинку вперёд, держа её за плечи:
— Это Фемке. — Граф поднялся. — Видишь, милая, какой он вежливый, — прошептала она ей в ухо. — Настоящий джентльмен! Как он смотрит на тебя — сразу видно, ты ему нравишься. Почему бы тебе не отвести его наверх?
Девушка колебалась. Ильза решительно подтолкнула её:
— Иди, милая.
Медленно, с неохотой, не глядя на Графа, а будто сквозь него, куда-то в точку за его плечом, Фемке протянула руку. Он взял её — в её тонких холодных пальцах не было ни малейшего усилия — и пошёл за ней прочь из бара в пустой холл. Как только они скрылись из виду, она выдернула руку и прижалась спиной к стене. Тихо, по-немецки, она спросила:
— Что это? Вы из гестапо?
— Нет.
— Вы выглядите как они.
— Но я не из них.
— Где ваша форма?
— У меня нет формы, я инженер.
— Если вы не из гестапо, тогда чего вы хотите? — спросила она почти раздражённо, словно он напрасно тратит её время.
— Это ты у меня спрашиваешь? — Он показал ей следы укуса, у основания большого пальца.
— Как ты думаешь, чего я хочу? Я хочу поговорить с тобой.
Она открыла рот, чтобы ответить. Над ними хлопнула дверь. Они оба вскинули головы. По лестничной площадке прошли тяжёлые шаги. Сначала показались яловые сапоги, затем — чёрные брюки, и, наконец, офицер СС, застёгивающий китель на толстом животе. Он остановился у подножия лестницы, осмотрел себя в зеркале, пригладил волосы. Повернулся, увидел их, дружелюбно кивнул Графу и скрылся в баре. Фемке подождала, пока он не ушёл, затем взглянула на Графа и начала подниматься по лестнице. На полпути она обернулась через перила:
— Ну что?
Она подождала, пока он последует за