Дневной свет менялся на тьму, потом обратно на свет. В амбразуре с отражением происходило то же самое. В ней то царила непроглядная тьма с бледным силуэтом моей копии, то появлялся ослепительно яркий дневной свет и зелень всевозможной растительности.
Сам дольмен тоже мелькал разными кадрами, и его позеленевший фасад с автографами туристов то зарастал лоскутами мха, то снова высыхал и очищался, то опять намокал и покрывался ядовитым налётом.
Пиктограмма соколиного глаза, исчезнув в начале моего пения, ни разу не вернулась на своё место. Зато никаких других протоавтографов с символами миров не появлялось.
Это меня сначала обеспокоило, но потом я переключился на куда более странное обстоятельство: воздух в моих лёгких заканчиваться не хотел, поэтому продолжал петь ненавистную ноту, и конца этому пению видно не было.
Происходило это на самом деле или мне всё это казалось, я не знал до тех пор, пока дневной свет окончательно и бесповоротно выключился, а за спиной кто-то вкрадчивым голосом сказал:
— Попался. Только не вздумай паниковать и вскакивать на ноги. Ты в камере дольмена, а она всего полметра высотой.
— Кто здесь? — спросил незнакомца, когда перестал пытаться хоть что-нибудь рассмотреть и дотянулся правой рукой до низкого потолка.
— Никого, — соврал неведомый собеседник. — Нелегко было затащить тебя сюда. Но дело сделано. Сейчас протопарни вынут пробку, и ты выберешься из камеры. Пробка развеется, а на её месте появится твой скафандр. Как только наденешь его, тебя перенесут к другому дольмену. Там снимешь скафандр, снова споёшь ноту «до», и все собранные копии присоединятся к тебе. Будешь как новенький. Выполняй команды прото-парней, и всё будет в порядке. Надеюсь, голову в этот раз ты не разбил?
Ошалев от резонансного сюрприза, я потерял дар речи. Особенно мне не понравились слова директора планетария, способного перемещать людей и его участливость лично ко мне – якобы завсегдатаю Волконки, не один раз расшибавшего в ней свой затылок посредника.
Набравшись мужества, решил побеседовать с вкрадчивым голосом-всезнайкой, но в этот момент каменная пробка, запиравшая дольмен, с грохотом выпала наружу. Дорога в неизвестность открылась, а в нос ударил знакомый запах сероводорода.
Я выпорхнул из камеры резонатора и начал ждать, пока скафандр соберётся в кубик.
— И всё-таки, кто со мной разговаривал? — спросил себя, когда с опаской заглянул внутрь резонатора и ничегошеньки там не увидел.
— Никого. Нелегко было затащить тебя сюда. Но дело сделано. Сейчас прото-парни вынут пробку, — включился вкрадчивый голос и слово в слово повторил, что я вот-вот снова буду как новенький, если выполню команды помощников.
«Запись. Включается, если объект начинает паниковать или умничать», — решил я, что разобрался с устройством дольмена, взял в руки Мутного и скомандовал:
— Дружище, надевайся, и полетели уже к следующему дольмену. Мне пора собраться в единое головастое целое и подумать о возвращении в Скефий.
* * *
Следующий нужный мне дольмен оказался почти рядом. Не успел расслабиться от приятных воспоминаний, как когда-то давным-давно почти так же отдавал шутливые команды на погружение в скафандр, а прото-бактерии не только уже окутали меня со всех сторон, но и доложили:
«Идём на посадку. Смысла настраивать прозрачность нет. Следующая остановка – испун Ночная красавица, он же дольмен Джубга. Помогать не сможем. Будем заняты герметизацией внутренней камеры. Если после Кода Платона тебя куда-нибудь закинет, прибудем в ту локацию спустя несколько минут. Постарайся от страха никуда не убежать.
И ещё. Когда в тебя полетят шарообразные сгустки белой энергии – не пытайся увернуться. Это и есть “наши”. Твои запчасти и наши потерянные братья».
Не успел почувствовать себя стоявшим на ногах, как мой скафандр растаял и стёк на площадку у очередного престранного домика с отверстием в нижней трети фасада. Пока разглядывал дольмен, построенный из плоских почти квадратных плит, вытесанных из серого камня, не заметил, как и куда делся скафандр.
О том сколько времени понадобится бактериям на герметизацию какой-то камеры я не знал, поэтому решил внимательно изучить «улей для светляков», как дед называл майкопские дольмены.
«Стоп. А не об этих ли белых сгустках рассказывал Павел?» — задумался я не ко времени, а потом вернулся к изучению дольмена, стоявшего чуть ли не посреди посёлка Джубга, недалеко от берега моря. И только в этот момент сообразил, что вокруг происходит какая-то мультяшная суета, похожая на небывальщину.
То, что к дольмену был пристроен овальный дворик из огромных обтёсанных камней, я увидел сразу после бегства скафандра, но сначала их было по паре штук в высоту слева и справа от домика, а само закругление было сделано из глыб, уложенных всего в один ряд. Теперь же меня окружала полноценная стена из каменных блоков в три ряда, с общей высотой в пару метров.
Нет, я не испугался, что попал в ловушку в виде каменного мешка с курятником без сантехнических и прочих удобств. Я не был до конца уверен, что появившаяся стена реальна. Что она существует на самом деле. О том, что её могли заново построить прото-бактерии, я и думать не хотел.
«Это сколько же их нужно, чтобы такие реставрации затевать?» — промелькнула у меня мыслишка, которую сразу же прогнал. Но щели между блоками прямо на глазах зашпаклевались и исчезли, превратив округлую стену дворика в монолит. Фасад дольмена очистился от трещин, зелени водорослей и мха, ржавых пятен, отверстий и таблички со стандартным текстом: «Памятник археологии. Дольмен…» И так далее.
— Пора, что ли? — спросил я, и сам же себе ответил: — Пора.
По размеру каменного двора, пристроенного к дольмену, и его форме, было понятно, что место для певца находится в центре закруглённой арены, а высота и диаметр отверстия указывали на желательное положение источника активирующего звука. Другими словами, моего поющего рта.
Снова не стал мешкать и занял своё место, после чего примерился чтобы лицо оказалось напротив отверстия. Для удобства пришлось разуться и встать коленями на многострадальные туфли путешественника.
Всё было готово, я вдохнул побольше воздуха и запел:
— До-о-о-о-о…
Сначала ничего не произошло. По крайней мере, я ничего не увидел. Потом мой голос сам по себе изменился и стал насыщеннее и ниже. Как только я это осознал, так сразу же получил в лицо вспышку, похожую на мощнейшую дугу электросварки, от которой ненадолго ослеп. Потом поток солнечных зайчиков начал редеть, и я увидел, что все они влетали в меня и впитывались в грудь,