Конечно, в тот момент в голове творилась неразбериха из чувств и ощущений, которые разбавлялись новыми запахами, звуками, неуловимыми несоответствиями и не прекращавшимися подсказками, буднично приходившими к кладезю и собиравшимися над ним в подобие невесомого пучка лент-скитал, а потом терпеливо ожидавшими «усвоения».
Когда после неимоверного усилия еле-еле смог разомкнуть веки и приоткрыть глаза, подумал, что ничего сверхъестественного не произошло. Почти. Если не зацикливаться на интуиции, которая почему-то «потеряла дар речи». Другими словами, замерла от ужаса, ещё и вся с головы до ног покрылась инеем в виде торчавших белых волосинок, похожих на иглы дикобраза.
«Ну, переночевал не у Глаши в средневековом домике, а у Марты в походном медпункте, мало ли поводов или предлогов с таким финалом. Зачем же такие страсти, ещё и колючие. Жаль, не помню, как вчера добирался в её лагерь. Вдруг, меня сама Глаша притащила?.. Ага. Завернула в одеяло и… Но сперва до беспамятства опоила травяным эликсиром», — на скорую руку состряпал я возможную причину нарушения устоявшегося распорядка и решительно встал с самодельной кушетки.
— Оморфос, ты ещё на связи? Какого лешего… Извини. Зачем меня притащили в людоедский лагерь? Я что, опять амнезию подхватил? — в полный голос обратился я к миру, но тот ничего не ответил.
Пришлось выяснять самостоятельно, но сначала разобраться с «почтой».
«Тепе у тюрков – это холм, бугор, вершина. Значит, Тепет – это у них Тибет. Ведь у арабов эту горную страну называют Туббат или Тиббат. У монголов – Тубэд и Тубуд. Где ещё слышал такое же?..
Ёшеньки! Так называется монастырь на Тейя-Йет. То есть, на Тейе. В котором кельи с возможностью перемещения в любое место галактики. Вот же послал мир загадку. Ещё и Огарёвым прикрылся. А кто тогда Эль? Неужели тот самый Элоах, который Бог? Который один из Элохим? Яхве тоже один из многих… Тогда всё сходится. Мне подкинули пару строк чтобы…
И что такого я должен понять? Что всё со мной происходит по Воле… Или что всё – это Его шуточки? Юмор у Него такой. Не весёлый, но и не…
Что же мне приготовили на сегодня?.. А не наступил ли тот самый Корван, когда произойдут мнимые жертвоприношения?» — поразмыслил я по своему обыкновению над весточками от Эфира и его помощников и выбрался из брезентового шатра с нарисованным снаружи красным крестом. Крестом, силуэт которого отчётливо видел, потому что солнце давно взошло и своими лучами буквально просвечивало походный медпункт насквозь.
Причём, выбрался довольно неуклюже, потому что ноги и руки плохо слушались, но я их не торопил. «Три шага до волюшки-воли. Два. Один. Готово», — помогал себе мыслями, чтобы отвлечься от видения замороженной интуиции, и семенил из палатки, а оказавшись снаружи сразу онемел. От антуража, конечно, который кардинально не соответствовал ожиданиям, потому что никакого лагеря земных экспедиционеров не было и в помине.
Фальшивая обитель людоеда тоже исчезла. Была одна-единственная брезентовая палатка, примостившаяся тылом к уходившей ввысь скале-жандарму. К резкому, почти вертикальному выступу горного гребня, очень напоминавшего место, рядом с которым раньше базировался лагерь Марты Георгиевны.
Моё онемение усилилось ещё больше, когда осмотрелся по сторонам и в десяти шагах от палатки узрел нескольких совершенно незнакомых лиц мужского пола, выражавших не то чтобы удивление, но что-то похожее на изумление в степени ошеломления. Точь-в-точь, как и моя безмолвная подсказчица с ледяными иглами вместо бархатной собольей шубки.
— Здрасти, — выдохнул я приветствие и, осмелев, спросил у незнакомцев: — И куда меня в этот раз занесло? Э-э… Поу эфтаса? Уби сум?
Но ни греческий, ни латынь не произвели на чужаков никакого впечатления. Пришлось переходить на имена и названия.
— Что за станция такая? Дибуны или Ямская? Может, всё-таки планета Оморфос? А я с план… А я Плано Карпини, Рубрук и Марко Поло в одном лице. Путешественник по Вселенной. Ойкумена бродить – друзей находить. Вы же… Мы же друзья? — протараторил взволнованно, но никто из аборигенов и ухом не повёл.
Все так и продолжили стоять и пялиться на меня, будто увидели незнамо какое диво.
«Ты их что, парализовал? Мир Дедморозыч, выходи на связь. Объяснись с Александром ибн Василием с планеты Скефий. Я, кстати, из Млечного Пути, если ты успел позабыть», — возопил я как можно красноречивее, но пока мысленно, и уже собрался подойти к братьям по разуму, чтобы разобраться с сутью и природой их одномоментного и коллективного сопора.
В шаге от момента «Икс». Часть вторая
— Пойос эйсай, ювенис амикус? — спросил меня незнакомый голос, который пару минут назад обзывал Войтосом и отказывался понимать слово «бесшабашный».
Причём, спросил обыкновенным, «звуковым» способом, привычно смешивая греческие и латинские слова. Я, разумеется, без затруднения перевёл его тарабарщину как «Кто вы, юный друг», и осознал, что оказался в гостях у очередного знатока земных языков. Даже успел подумать: «Вдруг, я уже дома?» Но одеяния и лица замерших аборигенов сказали: «Шиш тебе, умник».
— Вы же знаете современный русский язык. Зачем спрашиваете на… Ладно. Я Александр. Житель Земли, которая в солнечной системе. Которая в галактике Млечный Путь. А вы кто? Мир Оморфос?.. Может, вас теперь по-другому обзывают?.. Или я уже не в галактике Эсфальмени Тмима Сиг-Кроузи? Где тогда?.. И как попал к вам? — всё спрашивал и спрашивал я у неведомого собеседника, а тот почему-то не торопился отвечать.
Зато я спешно соображал и анализировал всё случившееся за последние дни и часы своей командировки в соседнюю галактику.
«Значит, опять случилось недоразумение с Наследником. Видно, не просто избавиться от Индоса. Или Вселенную заново исправили, или меня закинули невесть в какую… Хорошую… Терру Инкогнито», — кое-как подобрал подходящие мысли, чтобы не обозвать дырой приютивший меня мир, потому что вовремя вспомнил, что оный слышит каждый скрип моих извилин.
Правда, Эфир принял в подборе активнейшее участие и предложил целый набор слов женского рода. «Местность», «территорию», «страну» и «область» я забраковал, а вот ненавистную латынь принял, как самую подходящую, и запустил в открытый космос.
Космос ещё пару минут соображал и, думаю, соображал бы дольше, но я решительно шагнул в сторону ближайшего аборигена, таращившегося глазками так, будто он вот-вот одолеет обструкцию местного Скефия и заверещит, радуясь встрече с долгожданным гостем.
— Мир