Оставалось еще одно серьезное затруднение: репетиция начиналась в четыре, а отборочный матч – в пять. Мне нужно было молнией долететь от школы до спортклуба. Водить никто из нас не умеет. Да и папина машина все еще стояла у стадиона. Значит, нужен мопед Валпюта. А я был уверен, что просить бесполезно: Валпюту эта идея не понравится. Поэтому мы с Пел договорились, что она его отвлечет. Задержит его на кухне, а я тем временем возьму напрокат его «Пух». Валпют ужасно гордится своим железным конем и подробно объяснил мне, как он работает. Мы даже пару раз вместе сделали кружок по парковке. Валпют дал мне порулить.
Пел все-таки потрясающая. Если ты радуешься, что у тебя нет сестры, а потом знакомишься с Пел, то обязательно захочешь стать ее братом. Просунувшись по пояс в окно кухни, она спросила у Валпюта:
– Ты точно знаешь, что из морозильника опять пропала рыба? Может, проверишь еще разочек?
Не оборачиваясь, она показала нам с Либби большой палец. Путь был свободен. Либби сидела на велосипеде, придерживая велик Пел. Я привязал на багажник мопеда сумку с футбольной формой.
– Это как, Валпют? – тараторила Пел. – У рыб, что ли, после смерти лапы вырастают? Или, может, это тебя в последнее время тянет на рыбу?
Вот тут она сглупила. Не нужно было этого говорить. Либби замахала: поторопись, мол. И я принялся толкать «Пух» к выезду с парковки. Мопед оказался тяжелей, чем я думал. Из кухни послышалось рычание. На вершине дюны я запрыгнул на сиденье и со свистом понесся вниз. Завести мотор я решился, только когда спустился уже наполовину. Я оглянулся. Либби и Пел на великах мчались за мной. Ура, получилось! Я поддал газу.
Валпют стоял у входа в отель. Стоял и тряс кулаками. Как в древнем кино.
В польдере меня затрясло на гальке, и платье поползло вверх – пока подол не оказался где-то в районе пояса. Не въезжать же в таком виде в деревню! Я попытался одернуть подол, но при каждой попытке начинал дико вилять по дороге. Как тувалийцы на велосипедах. Один раз меня занесло на обочину. Думал, грохнусь; у меня сердце в пятки ушло от страха. Я ведь знаю, что Валпют в своем «Пухе» души не чает. Нельзя, чтобы он сломался. Это любовь всей его жизни. И все-таки мне удалось снова вывести мопед на дорогу и вовремя добраться до школьного спортзала.
Оставив сумку с футбольной экипировкой на багажнике, я зашел в раздевалку. «Я Брик, – мысленно повторял я. – Я Брик…»
Остальные девять участниц уже были на месте. Расселись по скамейкам, и каждая пялилась в зеркальце.
Изабель, завидев меня, вскочила.
– Брик! Я недавно заходила к вам в отель, но тебя не застала.
– Да, я… я… – ответил я, пытаясь изобразить голос Брик.
Надо было подняться на тон повыше.
– Я…
Еще на тон. Но не перебарщивать.
– У меня и номера твоего нет, – продолжала Изабель.
– Да, я…
Вот, уже ближе.
– А поцеловаться? – сказала Изабель.
Я чмокнул ее в щеку. Я ее поцеловал! Поцеловал! Изабель! Но этого ей было мало.
– Ну на что это похоже?
Она обняла меня, прижавшись всем телом. Я почувствовал все. К счастью, ниже пояса у меня все было спокойно. Понятное дело: вся кровь хлынула в голову.
Когда Изабель меня отпустила, я нагнулся, вроде как шнурок завязать, но забыл, что на туфлях Либби шнурков и в помине нет. Я плюхнулся на скамейку, отдуваясь, словно от тяжелого усилия, чтобы она подумала, что я от этого покраснел.
Изабель села рядом, обняла меня за плечи и зашептала на ухо:
– Брик, нам надо помогать друг другу, что бы ни случилось. Эти девчонки такие же фальшивые, как их ресницы. Только и думают, как бы подпалить тебе платье. Идет?
Я кивнул, и Изабель припечатала мне губы поцелуем. Легким, как дуновение ветра, но мне почудилось, что где-то рядом грянул духовой оркестр.
– Идет, – пропищал я.
Все было хорошо. Все. Вот только Изабель думала, что поцеловала девочку. А на самом деле – мальчика. Некоего Коса.
Мы вошли в спортзал, где нас ждала репетиторша. С виду ей было лет семьдесят, короткие огненно-рыжие волосы, ботокс прямо сочится из пор. На ней было что-то вроде гидрокостюма, а каблуки туфель напоминали вязальные спицы.
Репетиторша взревела, как сержант перед взводом:
– С внешностью у вас все в порядке, раз уж вы вышли в финал. Что вам нужно, так это уверенность в себе, изящество и яйца.
Она так и сказала: яйца. Ха, у меня появилось бесспорное преимущество.
– В этом мире главное – уметь угождать мужикам. Научитесь это делать – и они ноги вам будут целовать. А вы – купаться в бабках. А теперь – шагом марш!
Ну точно как в армии! Однако мы подчинились и принялись маршировать.
– Держать спину!
Я огляделся. В этом спортзале я бывал тыщу раз – играл в футбол и баскетбол, вертелся на гимнастических снарядах, но сейчас все выглядело иначе. На скамьях расселись зрители, журналисты, фотографы. Я увидел в дверях Либби и Пел. Пел помахала мне. Дурацкое ощущение. Я повернулся к Изабель (она стояла рядом) и сказал ей, что участвую в конкурсе исключительно ради денег. Голос Брик мне, кажется, наконец удался. Я признался, что у нас долги. Рискованный ход: возможно, Брик уже упоминала об этом. Изабель спросила, как дела у папы. Кос уже говорил ей, что дела у папы неплохо, но Брик вполне могла и повторить.
– О, все лучше, – ответил я. – Он скоро поправится.
– Я попробую сделать так, чтоб ты выиграла, – сказала Изабель.
– С ума сошла?! – воскликнул я. – Да ты здесь самая красивая!
– Это ты самая красивая!
– Эй! Вы двое! – рявкнула репетиторша. – Что такое?!
Мы попытались идти в ногу с остальными.
– Ягодицы трутся друг о друга! Как мельничные жернова!
Репетиторша продемонстрировала. Жернова у нее были что надо – из штанин разве что молотая пшеница не сыпалась. На нас с Изабель напал смех.
– Эй вы!
Мы подавили хохот и зашагали усердней. Ведь одна из нас должна была стать королевой