Иногда я с ней играю, и мне не лень, скажем, чистить ей клетку. Это только мама думает, что мне надоело возиться с шиншиллой, поэтому я хочу ее вернуть, но всё совсем не так. Просто я считаю, что в тот день случилось что-то сверхъестественное, и, пожалуй, лучше бы оно не случалось, хоть у меня и не появилось бы тогда домашнее животное. А теперь у меня есть шиншилла, только вот я боюсь, что недостаточно ее люблю, но и избавиться от нее по-плохому я не могу, она тогда мне точно отомстит, да и не хочется вообще-то. Я просто хотел бы, чтобы она была обыкновенной, чтобы тот старик был обыкновенным и чтобы сверхъестественные явления вообще не существовали бы, чтобы кошмаров не существовало бы, чтобы я мог засыпать так же легко, как все. Или чтобы я мог спать у мамы в кровати каждую ночь и папа бы не сердился, и чтобы не нужно было ходить в школу каждый день, и чтобы Луцка не доставала меня со своими глупыми играми в кукол или принцесс. Но ничего со всем этим не поделаешь.
А после каникул я пойду в четвертый класс, и уже в сентябре наш класс должен поехать в «лесную школу» – это когда усылают на целую неделю куда-то за город, чтобы все там учились на открытом воздухе, а жили бы на какой-нибудь турбазе, – вот это настоящая проблема.
Но у милы есть подруга
М Я сижу в кабинете и жду, пока родители закончат беседу с училкой пани Муравьедовой. Вообще-то фамилия у нее не Муравьедова, а Бумавьедова, но я про себя называю ее так, потому что у нее очень длинный нос и выражение лица, как у муравьеда. И еще потому что я ее не люблю и знаю, что ей бы это прозвище не понравилось.
Я их не слушаю, все равно вечно одно и то же: я отвлекалась на уроке. Ну конечно, со мной такое случается и в школе, и нужно внимательно следить за тем, чтобы внимательно слушать на уроках – ха-ха! – и я стараюсь обычно. Но сегодня у меня новая ручка, и когда ей пишешь, она выпускает чернила такими тоненькими нитями, очень красиво, и вот я за этим наблюдала, за этими волокнами чернил, и вдруг оказалось, что я не слушаю уже добрых полчаса или, в общем, как-то долго.
Муравьедова то и дело вызывает родителей в школу, она просто меня не любит, а иначе с чего бы? Ведь я учусь далеко не хуже всех в классе, хоть и часто не слушаю на уроке или отвлекаюсь. Не понимаю, почему нужно все время устраивать эти разборки. Как-то я говорила об этом с мамой, и она сказала, что некоторые думают, что таким детям, как я (то есть просто странным), не место в обычной школе, они должны ходить в специальные школы или учиться по индивидуальной программе. Но мне это не нужно, у меня-то одни четверки, а иногда даже и пятерки, например по математике, а по природоведению я вообще могла бы учиться лучше всех в классе, потому что больше всех знаю о животных. Не учусь, правда, но мне это вообще по барабану.
Размышляя так, я наблюдаю за листочком на дереве, который, кажется, вот-вот упадет. Наконец он отрывается и медленно планирует вниз, пока не скрывается из виду, и тогда я отворачиваюсь.
– И не стоит ей сторониться других детей, – слышу я голос Муравьедовой. – Ей нужно найти друзей, – говорит она, и я снова перестаю слушать, потому что опять все по кругу. Я легко могу завести друзей, если бы захотела, но я не хочу, люди меня не очень-то интересуют. Мне куда интереснее природа, и животные, и мир в целом. А девочки из класса обсуждают только парней, видео на ютубе, одежду и каких-то певцов, скука смертная… К тому же у меня есть одна подружка, просто она не из школы.
– Мили, – слышу я мамин голос и вижу, что лицо у нее грустное. Видимо, она окликает меня уже не в первый раз.
– Ты меня слышишь?
– Ага. Мы уже уходим?
– Да.
Мы прощаемся с училкой, она улыбается, но даже я понимаю, что эта улыбка фальшивая, да и родители тоже притворяются. Мы идем по тихому школьному коридору, мамины туфли чудно́ поскрипывают, а папины стучат, только я ступаю бесшумно, как индеец. Родители спешат – я знаю, что они не любят таскаться сюда и выслушивать, какая я странная. А я честно стараюсь, правда, это не всегда получается, но родители у меня хорошие, они не сердятся, во всяком случае на меня точно не сердятся.
Мы все садимся в машину. Мне хочется мороженого, потому что прохожие вокруг едят мороженое и сейчас самая мороженная погода – хотя уже сентябрь, но я все еще хожу в школу в легкой куртке, а возвращаюсь днем вообще в одной футболке. Я предлагаю родителям поесть мороженого, но папа говорит, что ему еще надо обратно на работу, а мама – что у нас дома есть домашнее клубничное эскимо, это тоже очень вкусно, но я больше люблю в рожке. Мне ужасно нравится смотреть, как этот рожок наполняют мороженым из автомата. Вот когда я вырасту, то буду подрабатывать в киоске с мороженым, но родителям лучше об этом не рассказывать, они решат, что это дурацкая подработка.
Родители, конечно, знают, что я немного странная, но некоторые вещи предпочитают не замечать, например, что, когда я смотрю на реку, мне очень тяжело удержаться и не пойти в воду, так она меня притягивает к себе. Или что мне нравится, когда у меня по руке ползет какое-нибудь крупное насекомое и щекочет лапками. И вообще что я люблю крупных насекомых.
Хотя об этом они уже, пожалуй, догадываются: недавно я дала одному шершню сесть на руку, просто протянула руку и сосредоточилась,