Но «ястребы» тоже не всегда разумели друг друга. «Москва, — пишут „отцы“, — излюбленная цель генерала Кюртиса ле Мэя, уже тысячу раз была уничтожена в его военных экзерсисах…» Это тот самый генерал, некогда командовавший ВВС США, который в свое время прогнал Коэна, крича:
«— Единственный прогресс, которого я требую у ядерных инженеров, это сконструировать такую бомбу, которая одним ударом могла бы уничтожить Советский Союз!
— …Когда вы изобрели нейтронную бомбу?
— Это произошло летом 1958 года.
— Она убивает людей, но щадит материальные ценности. Находите ли вы это моральным?
— Когда меня спрашивают, не аморально ли убивать людей, но щадить собственность, я всегда отвечаю: эти люди — солдаты противника, а пощадить гражданские материальные ценности — очень правильно.
— Ваш сын служит на флоте. Как вы будете себя чувствовать, если он станет жертвой бомбы?
— О нет, нет, нет! Только не флот. Бомбы не предназначены для применения на море. Я предпочитаю обычную бомбу или торпеду. Тогда мой сын сможет спастись, например, на плоту…»
Подобными интервью Сэмюэла Коэна густо запестрели западноевропейские газеты с конца 70-х годов. Американский сидень пустился в пропагандистские вояжи в Старый Свет, где излагал стратегию новейшего оружия.
И вдруг — сенсация! Тот же Коэн, крупными заголовками, во всех газетах:
«Я отвергаю свою бомбу. В ней больше нет смысла!»
Как же долго и тяжело созревала в нем эта метаморфоза! Приглашенный когда-то на обед в Ватикан, Коэн протянул руку молодому иезуиту и назвал себя. Последствия были самые печальные: иезуит выронил ложку и лишился чувств. Нелепый инцидент хоть как-то смягчили следующие знакомства. Больше в обморок при рукопожатиях никто не упал. Коэн даже услышал ободрительный вопрос: «Надеюсь, вы работаете на благо мира?» — «Ну разумеется!» — ответил он.
«Мы не видим никакой ситуации, в которой ограниченное развязывание ядерной войны, сколь бы ни были лимитированы ее масштабы, могло быть морально оправдано…» «Мы постоянно требуем у НАТО как можно скорее примкнуть к обязательству неприменения ядерного оружия первыми, что не исключает одновременного развития альтернативной стратегии равной обороны…»
Послание американских католических епископов «О войне и мире», строки из которого процитированы выше, родилось в обстановке массовых пацифистских дискуссий и демонстраций в США на фоне безудержной гонки вооружений, развязанной администрацией Рейгана. Католическая церковь Америки высказалась за замораживание ядерных средств всех видов. Но только ли это помогло прозреть «доброму католику» Сэмюэлу Коэну? Как связать доктрину «ограниченной ядерной войны» с одновременным рывком военщины США в космос, к «войне звезд»? Как морально согласуется «булавочное применение» нейтронной бомбы на полях сражений с пучковым и лазерным оружием, способным облучать обширные участки земли? Да, единственный честный выход, который и можно было найти из этого милитаристского тупика, это сказать своей бомбе «нет»…
Сэмюэл Коэн и Марк Женест представляли собой типичную пару изобретателя и стратега. Эдвард Теллер не только «довел» и без конца «усиляет» свою водородную бомбу, он же сам поучает военных стратегов, как ее применять. Бернар Бенсон в одном лице воплощал изобретателя и коммерсанта. Джон фон Нейман, соединивший в одну упряжку бомбу, ракету и компьютер, явился в этом смысле чем-то вроде Зевса на оружейном Олимпе США: изобретатель-коммерсант-стратег! Миру чаще всего слышны лишь имена таких корифеев науки смерти. Но военно-промышленный комплекс США хорошо запомнил урок Хиросимы, когда подавляющее большинство авторов Манхэттенского проекта устроили обструкцию собственной атомной бомбе. Одних пугнули, сломали, оставили без средств к существованию, как, например, научного руководителя проекта Юлиуса Роберта Оппенгеймера. Других, как Энрико Ферми, Ганса Бете, удалось вернуть в лаборатории все на той же «патриотической волне»: ее до высоты девятого вала раскачала американская пропаганда в период корейской и вьетнамской войн. И лишь малая часть корифеев находит в себе силы сойти с «марсовой тропы», чтобы больше на нее не вернуться.
Хотя корифеи по-прежнему «на вес золота», в настоящее время главная надежда магнатов военно-промышленного комплекса возлагается уже не на них. Пентагон помимо собственных научных центров все шире финансирует американские университеты. Там конструируют винтик, не зная, что он к фитильку. Тут творят засекреченные фитильки к сверхсекретным супербомбам. Плодят чумных крыс, экспериментируют с дельфинами, муштруют бактерии, сгущают яды. Атом сделал свое дело — атом может до нажатия кнопки почить! Начинается эпоха химико-бактериологической, лазерно-космической оружейной лихорадки…
И все снова: новые люди, новые имена. А сколько еще — без лиц, без имен, которым некуда уйти от своих лабораторных винтиков, мышек, бактерий! Это ведь «чистая наука», как когда-то чистыми слыли компьютерная математика, расщепление ядра. Это не они, это кто-то повыше их голов, некие злые маги сливают чистые ручейки знания в отстойники смерти…
В эпоху, теперь уже дальнюю, когда и атом слыл чистым, Эдвард Теллер в шутку выдвинул лозунг: «Злобное удовольствие есть чистейшее из удовольствий». Наука смерти, питаемая капиталами, сегодня вполне могла бы начертать на своих скрижалях эти слова.
Молодая рабочая Франция
Три года спустя по выходе книги «Нейтронная бомба — против войны» полковника Марка Женеста я встретил в Риме. Лишившись компании «родного отца», «крестный» не остался без дела. Теперь он завсегдатай симпозиумов, коллоквиумов, конференций, что без конца проходят то в одной европейской столице, то в другой, пропагандируя «космический щит» против войны на земле.
Полковник согласился на интервью.
— Пучковое и лазерное оружие в космосе — это значит, что ракеты даже не поднимутся с земли, — сказал он.
— Чьи ракеты? — спросил я.
— Ваши, конечно, — сказал полковник нетерпеливо. — Космическое оружие Запада — это средство сдерживания угрозы со стороны СССР!
— Но, полковник, СССР перед всем миром принял на себя обязательство не применять ядерное оружие первым. Ни НАТО в целом, ни одна из стран — членов НАТО такого обязательства до сих пор не взяли!
— Эта область меня не касается, — наморщился полковник. — Я не философ и не моралист. Я стратег и занимаюсь вопросами чисто военными. Атомная, водородная, нейтронная бомбы могли служить сдерживанию до тех пор, пока не появились у вас. Теперь требуется космическое сдерживание.
— Но ведь все это противоречит соглашениям по ограничению стратегических вооружений. Перенеся гонку вооружений в космос, США тем самым попрали принцип равной уязвимости сторон. Зачем? Не может ли доктрина обороны связываться с соблазном первого удара?
— Космическое оружие служит защите, а не нападению, вот почему теперь только оно может эффективно обеспечить мир на земле. И потом, неужели вы собираетесь уверить меня, что в СССР не работают над этими проблемами? Да ведь вы и начали —