Почему? Как?
Первый успех, и первые палки в колеса. В Чехословакии он закупил тракторы, в Советском Союзе — крупную партию зерна. Подобные операции кооперативам запрещал их юридический статус. Вот почему при ЮКАСО возникла фирма «Интерагра» на правах анонимного акционерного общества, с той, правда, разницей, что «акционерами» в ней являются сами крестьянские кооперативы, чьими слитными капиталами и ворочает «красный миллионер». Ни на одной валютной бирже, ни в одной стране Запада никогда никому не удалось ни продать, ни купить ни одной ценной бумаги французской «Интерагры», ибо их нет в природе, нет наяву. А ведь «Интерагре» от роду скоро 40 лет; 40 лет недоумевают насчет истинного курса ее «акций», 40 лет предрекают ей скорый крах, 40 лет желтая пресса злобно треплет имя ее президента; а она выжила, расцвела. Думенк на этот счет изъяснился без фокусов:
— Во всем мире только двадцать — двадцать пять фирм найдутся посильнее, чем я.
— Вот как? — в моем голосе, боюсь, удивления прозвучало в избытке. А он как ни в чем не бывало:
— И знаете почему? Они делают деньги. А я деньги употребляю во имя политического и экономического сосуществования разных систем.
— Гляньте-ка туда! — закричал агроном Руш, когда мы въехали в хутор. — Узнаете?
Мощный «Кировец», совершенно игрушечный издали, казалось, вполз на его выпростанную ладонь.
— «Интерагра» закупает за границей нужные крестьянам инвентарь и удобрения и одновременно реализует излишки производства кооперативов ЮКАСО. Сразу после войны нашими главными партнерами стали социалистические страны. Это была первая большая идея Думенка. А вторая… теперь это зовут «торговлей на компенсационной основе», ну, а когда мы начинали, звали проще — «товар за товар».
Первые тракторы — чехословацкие «Шкоды» — земледельцы французского юга получили в обмен на картошку, щедро уродившуюся после войны. Она-то и была «первоначальным капиталом» крестьянского бизнесмена.
А не стронься он тогда из родительских стен?
В белом домике на взгорке нас ждали. День был неспешный и быстролетящий — воскресенье. Во главе стола воссел отец. Справа от него уселся сын. Хозяйствует Жан-Клод Лажус (36 лет, пора!), но владельцем дома, построек и 30 гектаров земли остается его отец. Молодой наследник сначала должен выкупить землю у братьев и сестер, оставивших родительский дом.
— К сорока не управлюсь точно, вот к пятидесяти, может быть… — сказал Жан-Клод.
Отец молча кивнул.
В момент открытия «Общего рынка» в кантоне Ориняк, чьей столицей и является хутор Эспаррон, насчитывалось 1007 крестьянских хозяйств. Осталось 420. Зато они покрупнели: средний клин вырос с 14 гектаров до 28. Десять лет назад после долгих батрачеств на стороне Жан-Клод вернулся в родительский дом коммунистом и убежденным сторонником кооперации. Так здесь возник кооператив по совместному владению техникой, «чтобы вместе противостоять кризису и политике Брюсселя».
— Знаете, во что обходится молодому аграрию установиться сейчас на земле? В полтора миллиона франков! А единовременное пособие всего восемьдесят тысяч, и то лишь со времени прихода социалистов к власти. Без кооперативов мелким и средним крестьянам не выжить. И то вопрос: без каких кооперативов? С объединенной техникой? Хорошо, но мало. Пока в раздельном пользовании остается земля, «Общий рынок» нас передушит, как кур. За каждый литр молока, произведенный сверх квоты, нас штрафуют на полфранка. Сосед в прошлом году имел квоту на двести восемьдесят тысяч литров молока, а произвел триста восемьдесят восемь тысяч. Так его задушили налогами и обложениями! Он на бойню отвел уже тридцать коров. Боюсь, отец, скоро это придется делать и нам…
Старик немо кивнул сыну, я лишь потом узнал, что говорит он с трудом и стыдится показать это гостям.
Извечной проблемой крестьянского двора было дробление земли. Времена переменились: теперь ускоренным темпом идет укрупнение хозяйств. Из белых домов на взгорках большинство ушло в города. Экономическая политика концентрирующихся капиталов и сопутствующая им индустриальная революция, сгоняя с земли ее потомственных работников, обрекают их на чисто потребительскую связь с ней. Где тут разумный предел? Не перейден ли он?
«Коммуна Файес из департамента Верхняя Гарона официально объявляет себя вышедшей из „Общего рынка“. Всей деревней в триста жителей мы становимся коллективным членом „Фронта борьбы с „Общим рынком““, о создании которого и провозглашаем сегодня, 4 апреля 1984 года, с намерением напечатать свое решение во всех газетах…»
Как бы не так! Их объявление никто не напечатал, не услышал.
— Скажите, ваших рук дело? — спросил я Думенка.
— Вы разве заезжали и в Файес?
— Да нет, здесь, в Ноэ, повстречал мэра и еще нескольких жителей деревни. Они и дали мне свою прокламацию.
— А-а, — пробасил Думенк. Даже от столь несложного звука под ним скрипнул стул. — Нет, я ни при чем. Другое дело, что говорю то же самое уже двадцать пять лет. Так что можете представить, каково им меня терпеть.
— Но ведь, как я понимаю, притерпелись?
— А вот сейчас и увидите. Дениз, будь добра, включи нам видеозапись той телевизионной дискуссии. Это было в прошлом году.
И вот передо мной два Думенка — один по-домашнему, в душегрейке, кругом — деревенский уют; другой с иголочки, багровый от спора, сигара то и дело гаснет, оператор намеренно снимает особым манером, «с подбородка», так, что на экране лицо получается как бы в зеркале смеха. Идет публичная дискуссия с «красным миллионером». «Я знал, что соберут одних недругов, но чтобы такую свору спустить!» И правда, то, что творится на экране, напоминает уже не охоту, а травлю. Лай стоит невообразимый. Тут и сочинитель, каждое утро собиравший для своей книги бумажный мусор около банка, через который наша страна ведет валютно-финансовые расчеты с Францией… И зарубежный представитель польской «Солидарности»… И залетный секретарь американского профсоюза… «Это вы, торгуя с коммунистами, сорвали эмбарго против Польши и СССР!» «Это вы отучаете африканцев развивать свое сельское хозяйство, потому что возите им европейский хлеб!» «А сколько миллионов вы утаили от налоговых служб и положили себе в карман?..»
— Даже спорить не о чем, — машет рукой Думенк.
Однако он спорит, и как! Блестящее знание предмета, тонкая ирония и по-крестьянски крепкое словцо: того задел лапой — клочья летят, того царапнул когтями — стушевался, замолк.
— Французское сельское хозяйство, как я понимаю, лучшее в Европе?
— В мире! — воспламенился Думенк. — Чуть не по всем показателям. Хотя в одном отношении я бы свое мнение зарезервировал…