Я посмотрел на своих оставшихся бойцов. Их было так мало. Они были изранены, измучены, но в их глазах всё ещё горел огонь. Огонь, который мог вот-вот погаснуть.
Нужно было чудо. Срочно. Или подкрепление, которого ждать было неоткуда. Или…
И тут я вспомнил. Дикаис. Древний бог, которому я, сам того не ведая, оказал услугу. Который исцелил меня и обещал свое покровительство, если гномы выполнят его условие. Мы ещё не выполнили его условие. Но, может быть… может быть, он услышит? Если не ради нас, то ради своего осквернённого храма, который мы пытались защитить?
«Ну, Дикаис, — мысленно обратился я к каменному богу, чей лик я так старательно очищал от орочьей скверны, — кажется, одного благословения было мало. Я понимаю, что орки опираются на своих богов. А значит то, что сейчас происходит — это война богов, только нашими руками. А раз это игра богов, то я прошу у тебя выкинуть на стол ещё пару козырей, потому что сейчас самое время показать себя».
Гхырр был уже близко. Его секира взметнулась, готовая обрушиться на наши поредевшие ряды. Я приготовился к последнему бою.
Я посмотрел на Эйтри. Его лицо, чёрное от грязи и крови, было похоже на маску древнего бога войны. В каждой руке по топору, и он явно собирался продать свою жизнь подороже. Остальные гномы тоже не отставали. Обречённость? Да. Страх? Возможно, где-то глубоко. Но в глазах — сталь.
И тут… что-то щёлкнуло. Не в механизме арбалета, не в замке двери. А во мне. Или, скорее, вокруг меня. Меня обдало волной. Я снова ощутил то самое золотистое тепло, которое уже спасло мне шкуру у статуи Дикаиса. Только на этот раз оно было не мягким и обволакивающим, а концентрированным, как удар тока.
«Ну что же… Хочешь, чтобы я показал себя? Хм. Я покажу себя через тебя, смертный. Ты — моё орудие. Я дарую тебе свое благословение. Один раз. Используй его мудро. Или не очень. Главное — эффективно».
В следующую секунду мир вокруг меня изменился. Он не поплыл, не исказился. Он… замедлился. Как будто кто-то нажал на паузу, а потом снова включил, но на скорости 0.25. Крики орков превратились в протяжный, низкий гул. Движения гвардейцев Гхырра стали плавными и предсказуемыми, как в замедленной съемке. А я… я чувствовал, как по моим жилам разливается сила. Не грубая, животная, а какая-то… точная. Острая. Каждая мышца налилась упругой энергией, каждый нерв обострился до предела. В голове прояснилось, мысли стали чёткими, быстрыми, как команды, вбиваемые в консоль опытным админом.
«Я — долбаное оружие бога, — пронеслось в сознании эхом божественных слов. — Ну, посмотрим, как это работает».
Я находился позади, рядом с гномами и сейчас прыгнул, словно мог их перепрыгнуть, как лягушка другую лягушку.
Наверное, со стороны это действительно выглядело, будто я птичка, легко перепорхнувшая через заборчик, потому что у меня получилось.
В руках сам собой оказался меч, лёгкий, как пёрышко, и смертоносный, как взгляд Медузы Горгоны.
Первый орк из гвардии Гхырра, здоровенный детина с двумя топорами, только-только замахивался для удара, когда мой меч прочертил ему на груди глубокую, дымящуюся борозду. Я даже не почувствовал сопротивления. Орк захрипел, выронил топоры и мешком осел на пол. Я не остановился.
Это был не бой. Это была… работа. Быстрая, точная, безжалостная. Мой меч порхал, как палочка дирижёра, но со скоростью лопасти вентилятора, включённого на полную мощность.
Я двигался между орками, как призрак, уклоняясь от их неуклюжих ударов ещё до того, как они успевали их нанести. Я видел каждую брешь в их обороне, каждое уязвимое место. Удар. Ещё удар. Острый конец меча, который по всем законам физике не был бы способен выдержать такую кинетическую нагрузку, безошибочно находил сочленения доспехов, незащищённые участки тел, шеи, виски. Я не рубил — а выписывал смертельные пируэты.
Гномы за моей спиной замерли, ошарашенно наблюдая за этим представлением. Даже Эйтри, кажется, забыл, как дышать. Орки, которые ещё секунду назад пёрли на нас, как неудержимая лавина, теперь пятились, их ярость сменилась сначала недоумением, а потом животным ужасом. Они видели, как их элитные воины, гордость Гхырра, падают один за другим, скошенные нечеловеческой силой и скоростью.
Десять секунд. Может быть, десять, одиннадцать, не больше.
Когда дым рассеялся, и мир снова вернулся к своей обычной скорости, передо мной лежал десяток трупов отборных орочьих гвардейцев. Все они были убиты одним, максимум двумя точными ударами. А я стоял, тяжело дыша, чувствуя, как божественная сила медленно покидает моё тело, оставляя после себя гулкую пустоту и невероятную усталость. Баф закончился.
Гхырр Великий, стоял напротив меня, окружённый трупами своей гвардии. Его огромная секира валялась у ног. На его уродливой морде застыло выражение полного, абсолютного шока. Он смотрел на меня, как на какое-то инфернальное чудовище, вылезшее из самых глубин преисподней.
— Ты… кто… такой? — прохрипел он, его голос дрожал.
— Я чёрный плащ, твою мать! — выдохнул я, поднимая меч. Тело было снова наполнено силой, словно не было ни сражения, ни переходов, ни беготни по туннелям. Сил почти не осталось, но адреналин ещё гнал кровь по жилам. — И, похоже, ты последний.
Гхырр попытался было метнуться в сторону, но я был быстрее. Я ударил его рукоятью меча по плечу, с хрустом, ломая сустав, а потом ударом ноги сбил с ног.
Орк взвыл от боли и рухнул на одно колено. В следующую секунду подоспевшие гномы уже вязали его, как рождественского гуся. Король орков был в плену. Раненый, униженный, но живой. Пока.
«Нечестное сражение? – мелькнула запоздалая мысль. — Да, пожалуй. Но кого это волнует, когда ты только что в одиночку вынес элитный отряд и завалил главного босса? Ачивка „Божественное вмешательство“ разблокирована. Интересно, какие за неё дают бонусы?»
* * *
Пленённый Гхырр, когда его немного подлатали и он пришёл в себя от болевого шока, быстро осознал всю прелесть своего положения. Он сидел, привязанный к одному из каменных столбов в центре зала, окружённый хмурыми, вооружёнными до зубов гномами, которые смотрели на него с нескрываемой ненавистью. Его сломанное плечо было кое-как перевязано, а руки примотаны к телу. Боль, видимо, была адская.
Когда я подошёл, он поднял на меня свои маленькие, злобные глазки, в которых, однако, уже не было прежней ярости. Только страх и… хитрость.
— Человек, — прохрипел он, его голос был сухим и потрескавшимся. — Ты… ты главный здесь?
—