Джозеф Скелтон.
Поединок Беовульфа с драконом. 1908 г.
Дракон же падает на грудь героя и впивается ядовитыми зубами ему в шею. Но Виглаф, изловчившись, бьет чудовище в мягкое горло, а Беовульф из последних сил вспарывает ножом ему брюхо. Дракон повержен, но и его победитель прощается с жизнью…
Приняв последнее напутствие от вождя и закрыв ему глаза, Виглаф сурово упрекает своих соратников в том, что они обесславили себя трусостью. Тело Беовульфа и тушу дракона приносят во дворец. Там мудрый глашатай предлагает возложить на погребальный костер Беовульфа все добытые в битве с драконом сокровища. Так они и поступают, хотя сам конунг хотел, чтобы клад послужил его народу. Но «языческое золото» проклято, его обладатель непременно погрязнет в алчности и грехах, отвернется от Господа и попадет в цепи ада. Огромный погребальный костер складывают на Китовом мысе. Над могилой Беовульфа простоволосая старуха-пророчица рыдает, предрекая времена зла, распри и бесславных битв…
От Гренделя к Голлуму
В мифологии, эпосе и сказках множества народов мира могучие и отважные герои несчетное число раз побеждали великанов, драконов и становились обладателями несметных сокровищ. И все же у «Беовульфа» особая судьба. Как мы уже говорили, старинную рукопись не открывали на протяжении столетий, и когда исследователи ее прочитали, то оказалось, что эта история, по крайней мере первая ее часть, стоит особняком от эпического «мейнстрима» германских народов. Да, кое-какие параллели с «Эддами», исландскими сагами и древними хрониками обнаруживались, особенно в тех рассказах об истории данов, которые щедро вплетены в ткань основного повествования. О былых сражениях и родовых распрях поют певцы во время пиршеств, вспоминают персонажи поэмы, рассказывает в многочисленных отступлениях и сам автор.
Однако, например, сама фигура Беовульфа остается загадочной. Разве что в скандинавских сагах о легендарном конунге Хрольве Жердинке встречается получеловек-полумедведь по имени Маленький Медвежонок. Но Беовульф – не оборотень, хотя и обладает поистине медвежьей силой.
Интересны и его антагонисты – Грендель и его «праматерь». Сам автор рукописи, напомним, говорит, что они произошли от проклятого Каина, но он же уточняет, что родом Грендель – из «страны великанов», где они обретались, отвернувшись от Бога, а это отправляет нас уже прямиком в древнескандинавский Ётунхейм. Чудовища обладают не только чертами мифических великанов, но и приметами оборотней-вервольфов: об этом говорит «ночной образ жизни», жадность до человеческой плоти и эпитет «кровавогубый», который несколько раз использует автор. Он же называет Гренделя «волком», а его мать – «волчицей». Фигура «женочудовища» вызывает особенно жаркие дискуссии – ее связывают и с богиней-великаншей Гевион, за одну ночь «отпахавшей» от Швеции остров Зеландия, и с уже знакомой нам загадочной Нерте, обитавшей в таинственном озере и обрекавшей на смерть всех увидевших ее. Но это лишь догадки.
Пожалуй, внимательнее всех исследователей «Беовульфа» прочитал молодой профессор Оксфордского университета Джон Рональд Руэл Толкин. В 20-е годы прошлого столетия он выполнил перевод поэмы на современный английский язык, но еще большее влияние «Беовульф» оказал на его творчество как писателя.
Начнем с очевидного: с клада дракона. История об огнедышащей твари, охраняющей древнее сокровище, о слабом, испуганном человечке, похитившем драгоценную чашу из-под носа спящего стража, о последующей мести дракона окрестным селениям и победе над ним полностью легла в основу повести «Хоббит, или Туда и обратно». О логове «праматери Гренделя» и одновременно о грудах сокровищ в кургане под серыми скалами, уже ненужных давно умершим владельцам, истлевших, траченных ржавчиной, напоминает и эпизод «Властелина колец», где хоббиты оказываются во власти умертвий в Могильниках. Спасенные Томом Бомбадилом, они берут из кургана зачарованные клинки, которые светятся чудесным светом, предупреждая о приближении «нежити». Даже сам язык этой главы, как, впрочем, и многих других страниц «Властелина колец», схож со стилистикой и образностью «Беовульфа» – порой элегичной, печальной, порой драматической, усиленной ритмичными эмоциональными повторами.
В «Хоббите» героям встречается получеловек-полумедведь Беорн – могучий великан, противостоящий гоблинам и оборотням, приходящим в ночи. А Голлум, злобный и жалкий обитатель подземного озера, – это, как ни странно, Грендель.
Да, Голлум лишен хтонической мощи и кровожадности Гренделя, однако автор то и дело называет его «злосчастливым и жалким скитальцем», отверженцем и изгнанником, крадущимся в ночи как вор. И Грендель, и Голлум лишены человеческих чувств и радости бытия, им ненавистен и невыносим дневной свет, они одиноки и прокляты. И если Грендель происходит от Каина, обреченного на одиночество и скитания вследствие братоубийства, то и персонаж Толкина, как мы узнаём из «Властелина колец», когда-то убил своего родственника Деагола, обольщенный прелестью таинственного кольца, и постепенно утратил и душу, и человеческий облик. Для набожного и искреннего католика Толкина эта параллель имеет особое значение. И в этом смысле у Голлума, как у живой когда-то души, сожженной и искалеченной завистью и алчностью, есть еще один мифологический прообраз. Поэтому остановимся: дракон повержен Беовульфом, но перед нами, сверкая чешуйчатыми кольцами, разворачивается другой гигантский змей, великий Фафнир, хранитель сокровища нибелунгов.
Глава 4
Немецкая «Илиада»
Если «Беовульф» дошел до нас в одной-единственной рукописи, то «Песнь о Нибелунгах» известна более чем по 30 источникам начиная с XII столетия, а наиболее поздние, XVI века, написаны уже на бумаге. Если же прибавить к этому мифологические мотивы, героические предания, песни и даже сказки, из которых сложилась причудливая ткань этого германского эпоса, то корпус текстов будет и вовсе гигантским. Но и сама «Песнь о Нибелунгах» очень велика – она состоит из 39 кантилен (песен), написанных неизвестным автором на средневековом немецком языке (или средневерхненемецком) уже не древним аллитерационным стихом, а более привычными нам рифмованными четверостишиями. Таковых в поэме порядка 2400.
При этом повествование песни разворачивается неспешно, как и подобает великому эпосу. Огромную часть текста занимают диалоги, составленные по всем правилам учтивости и этикета, пространные описания пышных празднеств, пиров и рыцарских забав, жестоких сражений и пышных процессий, свадеб и похорон, оружия, доспехов и даже одежды. Придворный антураж и бытовые реалии поэмы относятся к эпохе, современной автору, то есть XII–XIII столетиям, однако события, которые в ней излагаются, принадлежат более ранним временам – эпохе Великого переселения народов. Устная основа эпоса, как считают исследователи, сложилась в V–VI веках из древнегерманских мифологических легенд и исторических сказаний на землях рейнских франков. Оттуда предание распространилось по другим германским землям и проникло в Скандинавию.
Поскольку норвежцы и исландцы, как мы помним, сильно подзадержались в язычестве, к