Покуражился Фауст и при дворе турецкого султана, куда он явился в папском облачении и представился самим Магометом. В его честь по всей стране проводились обряды и устраивались празднества, сам же он прекрасно проводил время в гареме правителя, предварительно окутав покои султанских жен непроницаемым туманом.
И только одно не смог увидеть Фауст в своих невероятных путешествиях – рай Божий. Лишь издали он смог разглядеть на востоке сияние, поднимавшееся до самого неба, – как объяснил его спутник, то был огненный меч херувима, охранявшего райский сад, и конечно, путь доктору туда был заказан.
В последние годы своей жизни ученый, кажется, пустился во все тяжкие. Он вызывал призраков былого перед императорами и князьями, пугал мороками крестьян, дебоширил в трактирах со студентами – словом, перед нами весь перечень уже известных баек и анекдотов. Но мысль о расплате не оставляла Фауста. Более того, вняв увещеваниям благочестивого и сведущего в Писании старца, своего соседа, он всерьез задумался расторгнуть проклятый контракт. Однако Мефистофель был настороже и заставил доктора отказаться от этих намерений и подписать второе обязательство (текст его также приводится). А доброго соседа демон задумал лишить жизни, но так и не смог даже подступиться к праведнику. Обреченный Фауст решил не отказать себе в последней радости и взял в наложницы саму Елену Прекрасную, которая даже родила ему сына – правда, и женщина, и дитя исчезли, как только доктора не стало.
Чувствуя близость смерти и вечных мук, Фауст предался унынию и стал оплакивать свою участь, на что Мефистофель насмешливо отвечал: «Потому-то, мой Фауст, не годится с чертями и с большими господами вишни есть: они плюют тебе кости прямо в лицо, как ты теперь видишь [31]». Накануне назначенного срока доктор устроил пирушку своим друзьям и ученикам и, откровенно рассказав свою историю, призвал их быть твердыми в вере и неустанно бороться с дьяволом. Ночью вокруг дома поднялась ужасная буря, из комнаты Фауста раздалось змеиное шипение, а наутро друзья нашли в ней лужи крови и ошметки плоти. Изувеченное тело несчастного доктора обнаружили во дворе на навозной куче. Такова история Фауста, и да будет она поучением каждому христианину, завершает автор.
Книга Иоганна Шписа полна библейских цитат и назидательных умозаключений, причем нередко изложенных метким народным языком и даже в поэтической форме, характерной для шванков:
Кто мыслит о земных благах
И вечность променял на прах,
Торгует с чертом на паях,
Душе готовит вечный страх [32].
Сегодня впервые на сцене…
Творение Иоганна Шписа имело большой успех не только в Германии, книга была переведена на другие языки, и английский перевод привлек внимание выдающегося английского драматурга, предшественника и современника Шекспира – Кристофера Марло. Его «Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста» была написана в самом конце XVI столетия, а поскольку в обычае елизаветинской драматургии было переписывать и значительно изменять пьесы даже после смерти автора, то известны несколько версий, созданных с 1592 по 1616 год.
«Фауст» Кристофера Марло примечателен не только тем, что это первое сценическое воплощение легенды (если не считать балаганного народного театра). Это в полном смысле слова трагедия – история человека, не просто стремившегося к тайнам бытия, но и задумавшего стать всемогущим. У Марло Фауст уже успел совершить научный подвиг – найти лекарство от чумы и поделиться им со всеми страждущими, остановив мор. Но доктор жаждет неограниченного знания, которое даст неограниченную власть, сделает его земным властителем и даже повелителем стихий. Например, он собирается обнести Германию бронзовой стеной, повернуть течение Рейна и осушить океаны, чтобы собрать сокровища затонувших кораблей. Отрекаясь от Бога, Фауст провозглашает своим единственным божеством собственные желания – и пусть они внешне даже благие, направленные на преобразование природы и справедливое мироустройство, но беззаконны по своей сути и ведут к одиночеству и вечной гибели.
Любопытен в пьесе образ Мефистофеля – это не коварный торжествующий дух, а скорее печальный и сочувствующий герою спутник, который честно предупреждает: его цель – сделать из Фауста еще одного товарища по несчастью. «У ада нет ни места, ни пределов: где мы – там ад, где ад – там быть нам должно» [33], – поясняет демон и добавляет, что горделивый Фауст сам вскорости в этом убедится.
Марло со своим чутьем драматурга оценил сценические возможности легенды и воплотил их в полной мере. Так, Люцифер выводит перед Фаустом череду смертных грехов – Гордыню, Алчность, Гнев, Зависть, Чревоугодие, Леность, Сластолюбие, каждый из которых сообщает о себе в коротеньком монологе – и представьте только, какие образы и костюмы можно было придумать для этих персонажей! Духовная борьба героя отражена не только в его монологах, но и наглядно – в виде двух ангелов, добра и зла, посещающих Фауста в ключевые моменты его жизни. Наверняка большое впечатление на публику производили сцены магических ритуалов, где Фауст взывает к Вельзевулу и демону Демогоргону – повелителю первобытного хаоса. Не исключено, что зрители поеживались, слыша столь кощунственные слова: ведь именно в 1603 году в стране был принят обновленный антиведьмовской закон, который теперь назывался «Закон против колдовства и общения со злом и злыми духами», так что сцена была явно написана «на злобу дня». Правда, охота на ведьм в Англии пришлась на более поздние времена и не была столь масштабной, как на континенте.
Зато как же публика хохотала, когда заносчивый ученик Фауста Вагнер тоже вызвал бесов, чтобы напугать своего спутника, шута. Бесы ему явились мелкие и трусоватые, а шут оказался не робкого десятка и без труда прогнал их. А потом магическая книга доктора случайно попадает в руки двух плутов-конюхов, Ральфа и Робина, и они с пятого на десятое читают заклинание, мечтая напиться лучшего вина и получить расположение пригожей служанки Нэн. Но вместо этого перед ними появляется разъяренный Мефистофель, которому пришлось лететь по «ложному